ему только теперь. Правда, он многие годы был членом элиты, одним из репетиторов, жителем этого столь же аристократического, сколь и честолюбивого Селения в Вальдцеле и всецело ощущал себя его частицей. Однако теперь он был не просто одной из частиц, не просто жил в сердечной дружбе с этой маленькой общиной, теперь он чувствовал себя мозгом, сознанием и совестью ее, не только переживая все ее движения и судьбу, но и отвечая за нее, руководя ею. В торжественный час по случаю окончания курсов учителей для начинающих адептов Игры он выразил это следующими словами: «Касталия являет собой маленькое самодовлеющее государство, а наше Селение Игры – государство в этом государстве, маленькая, но древняя и гордая республика, равная своим сестрам в достоинстве и правах, однако поднятая и возвеличенная в своем самосознании благодаря мусическому и в некотором смысле сакральному характеру своей функции. Ибо задача наша и в то же время высокое отличие – беречь и охранять святыню Касталии, единственную в своем роде тайну, единственный символ ее – нашу Игру. Касталия воспитывает превосходных музыкантов, историков искусства, филологов, математиков и других ученых. Каждое касталийское учреждение, каждый касталиец должны знать только две цели, два идеала: в своей области достигать совершенного и сохранять живость и эластичность своей дисциплины, да и самого себя, благодаря постоянному сознанию ее тесной, дружеской и сокровенной связи со всеми другими дисциплинами. Этот второй идеал – мысль о внутреннем единстве всех духовных усилий человека, мысль об универсальности – нашел самое полное свое выражение в высочайшей нашей Игре. Быть может, для физика, историка музыки или для другого какого-нибудь ученого аскетическое отметание всего, что не относится к его специальности, отказ от мысли об универсальности на какое-то время и способствует быстрому достижению успеха в узких рамках одной дисциплины, но мы, адепты Игры, не имеем права устанавливать для себя подобные ограничения и предаваться самоуспокоенности, ибо наша задача – пестовать идею universitas litterarum и наивысшее ее выражение – благородную Игру, спасти ее от тенденции отдельных дисциплин к самоуспокоенности. Но разве мы можем спасти то, что само не желает быть спасенным? Разве мы можем заставить археолога, педагога, астронома и т.п. отказаться от самодовольной ограниченности своей специальности и неустанно распахивать окна в другие дисциплины? Всякими предписаниями и преподаванием Игры как обязательной дисциплины в школах мы не добьемся этого, не помогут и напоминания о том, какие цели преследовали наши предшественники этой Игрой. Необходимость нашей Игры, да и нас самих, мы можем доказать только в том случае, если будем поддерживать ее на своем высоком уровне, чутко подхватывать каждый новый успех, каждое новое направление и научную проблему, если нашей универсальности, нашей благородной и вместе опасной игре с мыслью о единстве мы будем вновь и вновь придавать самый заманчивый, привлекательный и убедительный характер и будем играть в нашу Игру так, что и серьезнейший исследователь, и прилежнейший специалист не смогут уклониться от ее призыва, от ее пленительного зова. Представим на минуту, что мы, адепты Игры, трудились бы с меньшим рвением, курсы Игры для начинающих стали бы скучными и поверхностными, в играх для продвинувшихся ученые специалисты уже не смогли бы обнаружить биения жизни, высокой духовной актуальности и интереса, две или три наши ежегодные Игры подряд гостям показались бы старомодной, безжизненной церемонией, пустым пережитком прошлого – много ли понадобилось бы времени, чтобы Игра, а вместе с нею и мы, погибли? И сейчас уже наша Игра в бисер не на той блистательной вершине, на какой она находилась поколение тому назад, когда наше ежегодное торжество длилось не одну или две, а три и даже четыре недели и было главным событием года не только для Касталии, но и для всей страны. Правда, и ныне наш праздник время от времени посещают представители правительства, но как правило – это скучающие гости. Присылают своих посланцев и некоторые города и сословия, но по окончании торжественного акта эти представители мирских властей уже не раз вежливо давали нам понять, что длительность празднества не позволяет многим городам послать своих послов, и не пора ли значительно сократить торжество, или же в будущем назначать его только раз в два или три года? Что ж, такой ход вещей, вернее, такой упадок мы не в силал остановить. И вполне возможно, что очень скоро там, за пределами Касталии, никто уже не будет понимать нашей Игры, а ежегодное торжество наше будет отмечаться раз в пять или десять лет, а то и вовсе никто не вспомнит о нем. Но чему мы в состоянии и обязаны воспрепятствовать – так это дискредитации и обесцениванию Игры на ее родине, в нашей Педагогической провинции. Здесь борьба наша имеет смысл и приводит все к новым и новым Победам. Каждый день мы видим, как юные ученики элиты, прежде без особого энтузиазма ходатайствовавшие о приеме на курсы Игры и закончившие их вполне прилично, однако без должного вдохновения, внезапно бывают захвачены самим духом Игры, ее интеллектуальными возможностями, ее благородными традициями, ее потрясающей душу силой и становятся страстными нашими поборниками и приверженцами. Во время Ludus sollemnis мы видим у себя именитых ученых, которые, как нам известно, в течение всего года погружены в труды и заботы и смотрят на нас, адептов Игры, свысока, посылая нашему институту далеко не лучшие пожелания, но торжественный праздник наш, волшебство нашего искусства приносят им душевное облегчение, даруют новую молодость, возвышают их; укрепив свой дух, взволнованные и окрыленные в сердце своем, они покидают нас со словами почти пристыженной благодарности. Присмотримся на минуту и к средствам, имеющимся в нашем распоряжении, к мы увидим прежде всего богатейший и отличнейший аппарат, средоточием и сердцем которого является Архив Игры; последний благодарно используется нами всеми чуть ли не ежечасно, и мы, от Магистра и Архивариуса до последнего помощника, обязаны служить ему. Самое же дорогое и самое животворное, что у нас есть, – это исконный касталийский принцип отбора наилучших – элиты. Школы Касталии отбирают лучших учеников по всей стране и воспитывают их. И в Селении Игры мы также стремимся отобрать наилучших из способных к Игре, привязать их к себе и обучить с предельным совершенством. Наши курсы и семинары начинают посещать сотни учащихся, и многие расстаются с ними, не доучившись, но из лучших мы готовим подлинных адептов, мастеров своего дела; и каждый из вас знает, что в нашем искусстве, как и во всяком другом, нет предела для роста и что каждый из нас, войдя однажды в элиту, всю жизнь будет трудиться над дальнейшим развитием, совершенствованием, углублением себя самого и нашего искусства, не считаясь с тем, входит он в состав нашего аппарата должностных лиц или нет. Частенько мы слышим голоса, утверждающие, будто элита – роскошь, а посему, мол, не следует воспитывать большее число элитных мастеров, чем нужно для замещения должностей. На это заметим, что наши должностные лица существуют не ради самих себя, и далеко не всякий может быть чиновником, как, например, далеко не всякий хороший филолог может быть хорошим педагогом. Во всяком случае, мы, должностные лица, знаем и чувствуем очень хорошо, что репетиторы не просто наш резерв одаренных и опытных игроков, из числа которых мы пополняем свои ряды и получаем своих преемников. Я бы даже сказал, что это – побочная функция нашей элиты, хотя перед людьми несведущими мы эту функцию подчеркиваем, коль скоро речь заходит о смысле и праве на существование всего нашего института. Нет, мы вовсе не смотрим на репетиторов только как на будущих Магистров, руководителей курсов, служителей Архива, – они есть самоцель, их небольшой отряд и есть подлинная родина и будущность Игры; именно в них, в этих нескольких десятках голов и сердец, проигрываются ходы, варианты, взлеты Игры и ее диалоги с духом времени и обособившимися науками. Только здесь наша Игра играется полноценно и правильно, с полной отдачей сил, только здесь, в нашей элите, она самоцель и священное служение, только здесь она свободна от дилетантства, от ученого верхоглядства, от важничанья, а равно и от суеверия. Вам, вальдцельским репетиторам, вверено будущее нашей Игры. И если она – сердце, сокровеннейшая суть Касталии, то вы – самое сокровенное и живое в нашем Селении Игры, вы – соль Педагогической провинции, ее дух и ее вечная тревога. Не приходится опасаться, что число ваше будет чрезмерно велико, ваше рвение чрезмерно сильно, а страсть к великолепной Игре чересчур горяча; множьте их, нагнетайте их! Как для вас, так и для всех касталийцев существует по сути лишь одна-единственная опасность, перед которой мы все ежедневно, ежечасно должны быть начеку. Идея нашей Провинции и нашего Ордена зиждется на двух принципах: на объективности, правдолюбии в изысканиях и на пестовании медитативной мудрости и гармонии. Держать оба принципа в равновесии означает для нас быть мудрыми и достойными нашего Ордена. Мы любим науки, каждый свою, и все же знаем, что преданность науке не всегда способна уберечь человека от корысти, порочности и суеты, история знает немало тому примеров, и образ доктора Фауста не что иное, как литературная популяризация указанной опасности. В иные века искали спасения в слиянии интеллекта и религии, исследования и аскезы, их universitas litterarum управлялась теологией. Для нас медитация, многосложная йогическая практика есть то орудие, посредством которого мы стремимся заклясть зверя в нас самих и притаившегося в каждой науке дьявола. Но вы не хуже моего знаете, что и наша Игра имеет