Он щелкнул выключателем, уверенно нажал несколько клавиш на верхней панели и снова уселся в кресло.
Аппарат зашипел, и из его недр вдруг полился монотонный голос – ни мужской, ни женский:
Ой яя амых естных равил,
Огда не в утку анемог,
Он уажать себя аставил,
И уше ыумать не ог…
– Буквы пропускает, зараза! – Валерий Николаевич ловко снял заднюю крышку машины и что-то подкрутил. – Это она тест прогоняет – 'Евгения Онегина' чешет…
С больным сидеть и день, и ночь,
Не отходя ни шагу прочь… -
безо всякого выражения гнусавил аппарат.
– Вот так лучше, – изобретатель выключил машину, привинтил заднюю крышку, снова сел в кресло и принялся за кофе. Павел Степанович осторожно спросил:
– Дорого просите за машину-то?
Валерий Николаевич покачался в кресле.
– Пятьсот, – сказал он решительно. – За такую вещь цена, согласитесь, небольшая.
– Пятьсот? М-м-м… Пятьсот… Вы покажите сперва, как с ней обращаться. Надеюсь, она не только 'Онегина' может?
– Да всё что угодно, милейший! 'Онегин' – это тест, проверочная программа, если угодно. В основном для коррекции синтезатора речи. Смотрите! – Валерий Николаевич снова включил машину. – Вот этот ряд формирует размер.
На белых клавишах были наклеены бумажки с надписями: 'Гекз.', 'Амфибр.', 'Ямб 5-ст.', 'Белый'…
– Здесь набирается тема.
На этих клавишах было написано: 'Любовь', 'Зима', 'Космос', 'Родина', 'Музыка', 'Берёзки'… Некоторые надписи были менее понятны: 'Фольк.', 'Альп.', 'Комс.', 'Фант.', 'Некро.', 'КСП'…
– Она и подражать может. Смотрите сюда!
Нижний ряд, самый длинный, содержал следующие клавиши: 'Маяк.', 'Ахмат.', 'Блок', 'Евт.', 'Тютч.', 'Пушк. 1', 'Пушк. 2', 'Пушк. 3', 'Кры.', 'Сол.' (Соллогуб? Или Солоухин?), 'Возн.', 'Гомер', 'Лерм. 1', 'Лерм. 2', 'Выс.' (Высоцкий?)… Много было фамилий. С понятным трепетом прочел Павел Степанович на одной из клавиш буквы 'Савр.'…
– Ну-с, заказывайте! Что будем сочинять?
Павел Степанович растерялся.
– Пускай… Пускай… о любви. Под Лермонтова!
– Под Лермонтова, – Валерий Николаевич нажал клавишу, – о любви… Нажата другая клавиша. – Прошу!
Раздался знакомый шип, и машина грустно произнесла:
Да, были схватки родовые,
Да, говорят, ещё какие…
– Машина несколько своеобразно понимает тему любви, – объяснил изобретатель, – арифметическое устройство выбирает тот или иной оттенок чисто стохастически… БМУ через КШЧ обращается к ПЗУ…
– Кашаче… А морскую тематику она может? – Саврасенков вспомнил свои морские песни. – Скажем, под… этого… под Крылова?
– Морскую, – нажата клавиша, – Крылов, – другая клавиша. – Прошу.
Машина заговорила:
Ш-ш-ш-ш…
Однажды Фок, Бизань и Гроты
Поспорили между собой о том,
Какая мачта главная из них,
Кто больше делает работы,
Кто самый важный в управленье кораблём.
'Я первая, я ближе всех к бушприту, -
Сказала мачта Фок, – не будь меня,
Быть кораблю о риф разбиту'.
'На нас поболе парусов висит, -
Скрипели Гроты, -
Пусть далеко от нас бушприт,
Зато полно у нас работы'.
На что Бизань им отвечала:
'Я там, где руль, а руль -
Всей навигации начало'…
Так люди многие подобны мачтам этим,
Кичатся важностью оне.
Но мы, читатель мой, заметим,
Что в дело каждый вносит вклад на божьем свете,
Что каждый должен положить кирпич в стене,
Иначе был бы наш корабль на дне.
'А что? – подумал Саврасенков. – В общем, вполне… Слегка подработать и…'
Машина неожиданно снова подала голос:
Ш-ш-ш…
Однажды Фок, Бизань и Гроты
Задумали с поклажей воз везти,
Да призадумались,
А сыр во рту держали…
Ш-ш-ш…
Валерий Николаевич удручённо развел руками:
– Подбирает варианты! Эх, мне бы буквопечать…
– Теперь под Блока! – потребовал Саврасенков. Он вошел во вкус.
– Под Блока. Прошу!
Ш-ш-ш…
Я послал тебе пива в стакане,
Золотого, как солнце, 'Будвар'!
