Поворачиваюсь, ба! – Том Кахилл. И этот слоняра показывает мне на отгороженную ВИП-зону. А там уже сидит весь цвет общества Центрального Файфа. Даже Сэмми Хантер здесь, ну, тот, что написал научно- фантастическую повесть, как на Файф упал астероид, а никто ни хуя и не заметил. Написал он ее несколько лет назад, но как только его звезда стала меркнуть, подвалил ураган «Катрина» в Новом Орлеане. И этого долбака тут же назвали пророком. Типа полностью предвидел реакцию правительства на критическую ситуацию. Да тут, смотрю, вообще весь литературный бомонд Файфа собрался. Бля буду, рядом с Сэмми – Эки Шоу, поэт. Под него, считается, косит Джим Лишман. В литературном журнале «Чепмэн» даже что-то хорошее написали по поводу его памфлета «Пиздюк безобидный», так-то, бля.

Ебать мой хуй! Стоит зайти за загородку, как попадаешь в другой мир. Кругом ведерки со льдом, в них – шампанское. И все такие загорелые, сидят, про важные дела пиздят. Ни дать ни взять европейский клуб для плейбоев «Стрингфеллоуз» в Центральном Файфе!

– Джейсон Кинг, некогда наша надежда и опора в великом спорте королей, – это он меня так представил тусовке. – В прошлом – знаменитая собственность конюшни «Клифф Редмонд» в Беркшире; правду говорю, Джейсон?

Пиздец; теперь придется объяснять, почему я так и не стал жокеем, так никогда и не участвовал в профессиональных скачках. Ну а что сказать-то, если жизнь твоя началась в четырнадцать, а закончилась в восемнадцать?

– Угу, – говорю.

К счастью, Том Кахилл сам снимает с меня бремя объяснений: кивает на Сэмми и говорит:

– А ведь этот парень тоже когда-то собирался стать жокеем, и не только.

– Правда? – Я искренне удивлен. Фантаст-писака похож, скорее, на «и не только», чем на жокея.

А Том похлопал его по здоровенному пузу и говорит:

– Ну да, хотел стать жокеем, да отрастил жопея!

Все одобрительно ржут, а я думаю про себя: а ведь Том Кахилл не такой уж и гондон.

Всю ночь – кошмары. Ну какая же я дура; как вспомню этого Клепто – так вздрогну. А Лара! Вот дрянь, вечно втянет в какое-нибудь дерьмо. Но больше всего, конечно, злюсь на него. Ничего, придет и мой день, и я тебе все припомню, будешь у меня в ногах валяться. А я – твои лошадиные зубы ботинками пересчитывать.

Спускаюсь к столу. Решила: поеду в спортцентр, запишусь на кикбоксинг. Степ – тягомотина, а вот научиться драться и пинаться – очень даже полезно. Похоже, нынче это стало важнейшим из искусств. Плюхаюсь за стол и в испуге подпрыгиваю – в полутьме гостиной за перегородкой кто-то поднимается с диванчика. Я чуть не завопила; потом смотрю – а это, блин, Джейсон!

– Э-э… Привет. – Он сонно трет глаза. – Мы с Томом вчера засиделись…

В дверях появляется отец в наскоро наброшенном халате.

– Доброе утро.

– Привет, Том… А я тут как раз Дженни говорил… Я вчера на бровях ползал… А ты меня просто спас, переночевать пустил…

– Ага, – тут отец оживляется, – я добрый, но не безгранично. Так что давай завтракай, если это, конечно, завтрак, – он косится на мои диетические злаковые хлопья, – и вперед, в стойло, с лопатой наперевес! Помогаете похмела, знаешь ли.

– Да за милую душу, Том! – Он поднимается. – Готов пахать весь день.

Я сделала кофе и тосты; Джейсон усаживается за стол.

– Значит, будешь у нас на конюшне работать? – спрашиваю я.

– Ага… Тому, в смысле, твоему отцу, вроде как конюх нужен. Вот я и буду чистить стойло, кормить лошадей и выгуливать собаку. Том говорит, с ней надо больше заниматься.

Вот уж палка о двух концах! Я не особо-то счастлива, что теперь вокруг меня будет тереться еще один шизанутый Ларин знакомец. К тому же обидно, что со мной даже не советовались, кто станет ухаживать за Миднайтом. Хотя не скрою, несказанно рада, что теперь освободится вагон времени.

Возвращается отец с Амброзом в строгом ошейнике.

– Ну что, царь зверей, пора доказать профпригодность, – и передает Джейсону поводок.

– Красавец, – говорит тот и осторожно берет поводок.

Видно, что парню не по себе от вида ран на собачьей морде. – Кто ж это ему так мордельник огулял?

Я прикусила язык. Помню, помню, у нас – договор, и никаких лишних вопросов. Теперь в него втянут и Джейсон. Отцу приходится повторять свое вранье, потому что подошли мать и Индиго.

– Да уж, не повезло бедолаге, – соболезнует Джейсон.

Мать забирает куртку и ведет Инди к машине – им пора ехать в школу в Сент-Андрус. Я было потопала за ними, а потом задержалась. Дай, думаю, поторчу за дверью, послушаю.

Отец берет на тон ниже и заговорщицки так инструктирует:

– Он – на три четверти стаффордширекий бультерьер, на четверть ретривер. Жуткий зверь, но башковитый. Когда меня рядом нет, тебе придется за ним присматривать. Баба моя совершенно безмозглая; такой пса не доверишь. И страшновато, когда рядом младшая.

– А Дженни-то что ж?

– А ей плевать, – он криво усмехается, – на все, кроме своей паршивой лошаденки.

– Усек, Том. Ты вчера еще про какие-то дела говорил. – Слышу интерес в голосе Джейсона.

– Говорил, но давай сначала посмотрим, как ты с этим справишься. – Голос слышно громче, я понимаю, что отец идет на выход. Бесшумно кидаюсь в прихожую и выскальзываю за дверь. Лара как раз подъезжает на Алом Шуте. У меня совсем из головы выпало, мы ведь собирались к Фионе Ля Рю, позаниматься.

– Лар, привет! – Я иду к ней.

Джейсон с отцом уже нарисовались на пороге за моей спиной, и оба машут нам. Вернее сказать, конечно, машут ей. А потом мужчины переглядываются, и я вижу: как-то им не по себе.

– Привет, Джен! Привет, мальчики! – Она улыбается, спрыгивает с Алого Шута и ставит его рядом с Миднайтом и пони Клиффордом. Поросенок Карран бросается в дальний угол загона; похоже, им всем хорошо там вместе. Только беднягу Амброза отец привязал снаружи, словно виноватого.

Гад уходит в дом, Джейсон принимается за стойло, а мы с Ларой болтаем о предстоящих скачках в Хоике. Однако пора седлать лошадей, надо бы размяться, поскакать в поле. Миднайт ощутимо хромает, едва может перейти на галоп; ему больно, и бедняжка рвет поводья у меня из рук. Обычно он так никогда не делает. Лучше остаться дома. Лара звонит Фиоие, и мы переносим встречу. Мы с Миднайтом стоим и смотрим, как Лара и Алый Шут прыгают и резвятся…

Не распрягаю, ставлю Миднайта возле стойла и фиксирую его у столбиков. Потом снимаю узду, седло и потник: сейчас я тебя почищу, мой хороший! На столбике висит щетка для копыт, и я чищу лошадиные ступни. Чищу по очереди, особенно аккуратно обрабатываю левую переднюю. Миднайт всхрапывает – значит, больно, оставляю ногу в покое. Беру скребницу и чищу его, тру круговыми движениями. Это нам обычно нравится, и в благодарность раздается ритмичное, удовлетворенное и спокойное дыхание.

Из стойла появляется Джейсон, резиновые сапожищи в навозе. Вылупился на меня с Миднайтом, рукой зачем-то махнул. Тут Лара подъехала на Шуте.

– Привет, Джейсон. – Одаривает его самодовольной улыбкой, непринужденным красивым движением спрыгивает с лошади. – Помогаешь?

– Ну да, вот… мнэээ… немножко.

К счастью. Ларе пришло в голову съездить в город. Мы ставим лошадей и прыгаем в машину. На выезде я оглядываюсь. Джейсон так и стоит с отвисшей челюстью. Отец выходит на порог и кричит ему что-то. Только тогда парень и очнулся.

В машине я спрашиваю эту оторву в лоб:

– Амброзу досталось от вашей с Монти собаки, да?