Джен!

Как же я ненавижу ЭТОТ городишко. ЭТОТ район. Всю эту страну. Если бы не Алый Шут, не конюшня, не соревнования и, конечно же, не ты, милая, трудно сказать, насколько бы тут все было невыносимо. Я только что вернулась с турнира в Ирландии (выступила успешно – себя не похвалишь, никто не похвалит!!). Топала вчера по городу в спорткомплеке, и вспомнились бессмертные слова Джинни Вульф*: «Мы встретились в рабочем квартале и там столкнулись с целой толпой идиотов… все они жалкие, безмозглые существа, создания тупые либо безвольные, со взглядом диким и подозрительными, с ухмылкой дебила. Зрелище омерзительное. То были твари, недостойные жизни».

Золотые слова обо всем этом городе. Особенно об этом дебиле, Джейсоне Кинге; у него буквально слюни текут, когда он на меня пялится. И с ним я когда-то гуляла!..

Надеюсь, Миднайт поправляется. Фиона Ля Рю и все на конюшне меня хвалят.

До завтра.

Целую, Лара, чмок-чмок!

Вот ведь самовлюбленная дрянь. Впрочем, я готова подписаться под каждым ее словом, и не столько о Кауденбите, сколько об этом доме. Захожу на MySpace, обновляю блог, проверяю. Там – все те же, все то же. Натягиваю джемпер, лосины и кеды из спортивной сумки у кровати; на цыпочках спускаюсь вниз.

План такой: незаметно пробраться в спортзал и попользоваться кардиооборудованием. Но он уже там, со своим новым псом. Зверюга на поводке несется по беговой дорожке. Пес искоса поднимает на меня печальный взгляд, повторяя движение хозяина.

– А мы тут Амброзу ноги накачиваем, – поясняет он, как будто я их застукала за чем-то неприличным. – Слабоват пес пока для своей породы.

– Почему бы просто не выгулять собаку? – спрашиваю.

Какой же отвратительный и неотесанный; из-под безрукавки торчат стремные татуировки. Плебейские и вопиюще нестильные: дракон, череп и кости, Андреевский флаг и имя моей матери на вьющейся ленте.

* Вирджиния Вульф, английская писательница, эссеист. Цитата взята из дневника. – Примеч. пер.

– А он тут со мной, за компанию. – Идет к скамье для жима штанги и тут замечает, что я в спортивном прикиде. – Я решил покачаться, присоединяйся к нам.

– Нет, я еду в спортзал.

«Ну, как знаешь», – говорит отец всем своим видом и принимается жать штангу. Круглая рожа приобретает нечеловечески багровый цвет, шары выкатываются из орбит. Собачий язык вываливается из пасти, пес задыхается. Интересно, думаю, кто из них раньше сдохнет? И вторая мысль: а заплачу ли я на похоронах? Скорее всего, да. Черт, вот досада.

Залезаю в «эскорт» и еду в город. В спортзале занимаюсь пилатесом, затем двадцать минут – на беговой дорожке и еще десять – на степпере. Взвешиваюсь: шестьдесят четыре триста. За неделю сбросила кило триста! После душа – кофе и глава из книги, которую я читаю. Это повесть Даниэлы Слоумэн «Жизнь поневоле». Там про одну девушку по имени Жозефина. Она в коме после автомобильной аварии. Жозефина и сама бы рада умереть, но врачи и семья отказываются от эвтаназии. А один врач, некто Стивен, в нее влюбился. Жозефина выходит из комы и узнает, что ее жених Кертис, кстати, больной СПИДом, погиб в аварии.

Немного спустя, возвращаюсь домой.

После спортзала мышцы ломит, и я набираю ванну. Чуть не забыла: должна заехать Лара, мы собирались покататься на лошадях, если у Миднайт все будет в порядке с ногой.

Вытягиваю в ванне собственные ноги. Хочется сдохнуть, глядя на эти безобразные бесформенные культи. Пускаю напор сильнее, чтобы не видеть их в пузырящейся пене. Может, утопиться? А что, идея! Только вот получится ли? Конечно, спрыгнуть с корабля во время шторма – так любой дурак утопится. Но утопиться, захлебнувшись в ванне? То есть поставить такую цель и достичь ее?

Для этого нужна нечеловеческая сила воли. Для этого надо ну очень захотеть умереть. И лишить себя жизни не импульсивно, как те, кто сигает со скалы, а дол го заставлять себя умирать.

Лежа на спине, ухожу под воду. Кожа скользит по ванне, покрытой эмульсией ароматизированных солей. Погружаюсь на два фута.

Я хочу умереть.

Здесь покоится Дженнифер Луиза Кахилл

1987-2006 Любимая дочь Томаса Кахилла и Маргарет Мэри Кахилл, в девичестве Алексакдер, любимая сестра Индиго Суниты Кахилл

Не получается. Не могу открыть рот и глотнуть воды. Не получается даже перестать выдыхать. Просто ничего не могу поделать. Усилием воли глотаю, но как только струйка воды попадает в легкие, тело само выстреливает из ванны. Я откашливаюсь и отплевываюсь. Весь пол ванной комнаты залит. Глаза жжет от соли, растворенной в тепловатой воде. Я задыхаюсь, но тело превращается в биомеханическую машину, чья мощь сильнее моей воли. Сейчас машине нужен кислород, и она накачивает себя воздухом, борется против моего осознанного желания. Пытается выжить.

Дыхание восстанавливается, стихает молотящий гул между ушами. На голубой плитке осел пар. Я вывожу пальцем по крошечным капелькам.

Я ХОЧУ УМЕРЕТЬ

Тут же смахиваю капли ладонью. Размечталась: а кто будет ухаживать за несчастной Миднайт?

Снизу доносится голос матери. Она стоит у двери и орет, задрав голову:

– Дженни, Лара пришла!

Лара. Подруга, блин, лучшая. Вернулась из Ирландии и теперь трубит везде о победе. Пришла сплясать на моей могиле. Тут же слышу его голос, низкий рык. Будет теперь тереться возле Лары. С эрекцией и высунутым языком. Прямо как эта несчастная, жалкая клыкастая псина, которую он от себя не отпускает.

Нехотя выбираюсь из ванны, заворачиваюсь в полотенце, вытираюсь, набрасываю специально подобранные для этого случая тряпки. Вот зеленые штаны в стиле «милитари». Подойдут как нельзя лучше. Ларе они нравятся. Я знаю, потому что видела, как она на них смотрит. Про дрянные шмотки эта тварь обязательно скажет: «Ой, как тебе идет!». Мать опять вопит, отчаянно и настойчиво, словно речь идет о жизни и смерти.

– Лара, поднимайся ко мне! – кричу.

– Мы пошли на конюшню, посмотрим, как там Миднайт, – слышу отца. Грубый голос звучит лицемерно непринужденно.

– Прекрасно, – фыркаю в ответ. Да плевать он хотел на Миднайт..

– Спускайся, пойдем с нами. – Теперь фальшь в голосе так и прет. Конечно, он не хочет, чтобы я пошла с ними. На конюшне папаша будет пялиться на Лару, может, даже полапает ее. Какая же он мразь! Да и она, шлюха, ничуть не лучше. Мы как-то напились, и Лара призналась, что «не прочь бы с ним». Наверняка просто хотела меня позлить, но какой же надо быть отмороженной, чтобы так говорить об отце своей подруги!