1100.0
«Лабиринт»
(Алый финал)
Кто я?
Я самая обыкновенная. Девочка компьютерного века. Одна из тех, кто учился буквам по клавиатуре. Одна из тех, кто рвался из дома не на улицу, а в сеть. Одна из тех, кто никогда не видел своих друзей. Одна из тех, кто привык быть кем угодно – вздорной грубоватой Ксенией, любопытной малолеткой Машей, писателем-детективщиком Романом, хакером Сёмой, солидной и умной Ольгой… меня было так много в
Я самая обыкновенная.
Просто я здесь живу.
А энергичный и умный подполковник Томилин – работает.
Да пусть я никогда не верила в дайверов! Пусть считала их сказкой. Но я же знала, о чем эта сказка: о свободе. О людях, которые не теряют себя в
И пусть теперь я работаю в МВД, пусть у меня есть звание и должность, но я – гражданка Диптауна.
А уже потом – гражданка России.
– Я самая обыкновенная, – отвечаю я Томилину. – Только я здесь живу. Понимаете? Это плохо, наверное, что я здесь живу. Я, может, так и состарюсь в этом теле. И по службе никуда не продвинусь, мне это неинтересно. Зато я вижу то, чего вы не видите.
Томилин смотрит на Дениса, кивает, и тот быстро выходит. Косясь на меня… и вроде бы с симпатией.
Неужели он тоже доволен, что проект по созданию дайверов провалился?
– Начистоту… – хмуро спрашивает Томилин. – Вы довольны, что все так кончилось?
– Конечно, – говорю я. – Извините…
– Карина, но вы же понимаете, это ничего не изменит. Государству нужен контроль над
– Нет, не понимаю, – честно отвечаю я. – Ведь мы справляемся сами. Худо-бедно, но справляемся. Разве в настоящем мире у нас не осталось работы?
–
И я киваю:
– Мы. Те, кто живет в
– Это ваш настоящий облик? – неожиданно спрашивает Томилин.
Таких вопросов не задают. Даже нижестоящим. Но я снова решаю ответить:
– Да.
– А у меня – не совсем. – Он внезапно улыбается. – Нехорошо получается… Ну и что вы напишете в отчете?
– Чистую правду, – отвечаю я. – Что ничего, заслуживающего служебного расследования, в тюрьме не обнаружено… за исключением мелких нарушений трудовой дисциплины. У меня, правда, были сомнения. Показалось, что в тюрьму ухитряются проникать посторонние. Но теперь-то я понимаю – это лишь часть программы перевоспитания осужденных.
Томилин кивает.
– Разрешите идти? – спрашиваю я. – Мне надо заняться отчетом.
– Я завтра буду в управлении, – говорит Томилин. – Со своим отчетом. В девять ноль-ноль. Насколько я понимаю… согласно правилам хорошего тона… мне надо показаться вам в настоящем облике.
Это так неожиданно и трогательно, что я с трудом сохраняю невозмутимое лицо.
Интересно, он мудр и седоволос или молод и энергичен?
Интересно, конечно…
– Половину ночи я провожу в
Томилин качает головой:
– Нет. Не приказ. Не смею больше вас задерживать.
И на какой-то миг мне кажется, будто я вижу его – настоящего. Не молодого и не старого. Человека лет сорока, который упрямо учился работать на компьютере, пытался постичь
Мне даже становится его жалко.
Но жалость – это не то, ради чего я готова просыпаться в девять утра.
– Всего доброго, – говорю я, прежде чем уйти.
Памятник Последнему Спамеру все так же облеплен молодежью. В
В общем-то это конец всего в
Но памятник Спамеру жив. И у его подножия очень мало свободных скамеек. Я нахожу лишь одну, беру в ларьке бутылку пива и сажусь – нарочито посередине скамейки, давая понять, что не жажду случайных знакомств. Ко мне и не подсаживаются. Мы научились уважать друг друга в
Памятники – это место встреч. Мне никто не назначал здесь свидания, но это единственный памятник, у которого мы встречались с Чингизом.
И я сижу на скамейке. Пью холодное пиво – оно холодное ровно настолько, насколько это нужно. Смотрю в чистое небо. Когда я была маленькой, я однажды испугалась неба. Я с родителями была на море и однажды, растянувшись на спине, посмотрела вверх. Небо было таким бездонным и чистым, что я поняла – в него можно упасть. Оторваться от горячего песка, нелепо взмахнуть руками и полететь вверх – в небо, которое станет бездной. А над головой закружится перевернутая земля, и плачущие родители, и задравшие головы зеваки, и качающие ветвями деревья. Они не упадут в небо, ведь они не знают, что в небо можно упасть…
Как давно это было. А запомнилось. Вместе с паззлом, который я так и не смогла собрать. Вместе с первой влюбленностью, первой настоящей обидой, первым визитом в
– Разрешите?
Я скашиваю глаза на Чингиза. Киваю и чуть сдвигаюсь в сторону.
– Наверное, над нами стоит посмеяться, – говорит Чингиз вполголоса. – Все способности… они ничего не стоят, когда провайдер отключает тебя от сети. По одной лишь команде из МВД.
– А как ты вошел? – спрашиваю я.
– По старинке. С телефонной линии. – Чингиз садится рядом.
– Я вас не сдавала, – говорю я. – За вами следили с самого начала. Просто шум поднимать было не выгодно. Поэтому игнорировали… а когда стало нужно – отключили.
