летнем костюме откуда-то взялось жирное пятно, и мне пришлось срочно переодеваться.

Мне оставалось надеяться только, что сегодня жизнь удовлетворится мелкими пакостями, и их запас на сегодня уже исчерпан. Искренне уповая на это, я вышла на улицу, поскольку снаружи уже просигналило такси.

Дорога до небольшого городка под названием Вилия, как и в прошлый раз, заняла около часа. По счастью, в такси оказался кондиционер, так что дорога была не слишком мучительна. Но, в конце концов, я добралась до места назначения, и из уютного салона автомобиля мне пришлось выходить в одуряющую жару города. Шемитт и Шелина уже поджидали меня возле здания суда.

Я обожаю теплое время года, но именно теплое, а не жаркое. Пик жары, который обычно приходится на конец июля — начало августа, я предпочитаю проводить где-нибудь подальше от раскаленного города. От жарких солнечных лучей над тротуарами колеблется марево раскаленного воздуха, и ходить по городу, а уж тем более, работать, становится совершено невыносимо. А учитывая, что моя работа подразумевает деловой костюм, пусть и в его облегченном, летнем варианте… Лучше и в самом деле уйти в отпуск! И если обстоятельства складываются так, что я вынуждена оставаться в строю, то я, по крайней мере, стараюсь максимально облегчить себе жизнь и пренебрегаю некоторыми заповедями делового стиля. На правило, требующее ношения колготок в любую погоду, летом я предпочитаю наплевать. Еще бы — на улице ведь плюс тридцать пять в тени!

В этот раз я надела шифоновый костюм ярко-голубого цвета, который, формально прикрывая все необходимое, на теле притом практически не ощущался. Надо полагать, что рядом с рубиново-красным Шемиттом я смотрелась занятно. Прохладные струи голубого шифона составляли очень эффектный контраст со строгим костюмом дракона, и мы невольно привлекали внимание окружающих. Интересно, а самому Шемитту не жарко в таком наряде? Но дракон был совершенно безмятежен, ничем не показывая, что ему неудобно или душно. Должно быть, особые отношения дракона с огненной стихией распространялись и на солнечные лучи, давая ему возможность нормально себя чувствовать, невзирая на изматывающую июльскую жару.

Еще раз обговорив основные моменты предстоящего заседания, мы наконец вошли в суд. Хвала богам, здание суда было каменное, старинной постройки. Должно быть, в нем невыносимо холодно и промозгло зимой, зато летом тут царила приятная прохлада.

Мы расположились на стульях возле кабинета судьи, и настроились на продолжительное ожидание. Чуть дальше сидели четверо: молодой темноволосый эльф с каменным лицом; эльф постарше, похоже, мой коллега; мальчик лет десяти — двенадцати на вид; и наконец пожилая дриада, судя по всему, няня ребенка. Впрочем, возле кабинета было еще немало людей, поскольку у судьи наверняка на это утро было назначено еще несколько дел. Но эта группа эльфов слишком бросалась в глаза, так что я невольно обратила на них внимание.

Тут мальчик заметил нас и радостно улыбнулся. Он дернулся к нам, но младший эльф (по всей видимости, это и был Соэрель), тут же схватил его за руку и удержал, а потом что-то строго сказал сыну. Уж не знаю, о чем именно шла речь, но радость на лице мальчика моментально исчезла, и он отвернулся. Сам же Соэрель демонстративно даже не смотрел в сторону своей бывшей жены.

Понаблюдав эту сцену, я обернулась взглянуть на свою клиентку. Шелина сидела очень прямо, глядя перед собой полными слез глазами, а ее руки судорожно сжимали сумочку. И одной этой сцены мне было довольно для того, чтобы настроиться на воинственный лад. Да, это моя работа. Да, бывает, я проигрываю дела, даже если клиент прав на сто процентов. Я заставляю себя сдерживать эмоции и относиться к этому просто как к работе — к этому и в самом деле постепенно привыкаешь. Но иногда дела все же задевают что-то во мне, вызывая злость или сочувствие. Надо признать, что именно в таком состоянии я наиболее работоспособна, пусть это и чрезмерно выматывает.

У меня нет детей, и я не знаю, каково это — не иметь возможности даже поговорить с собственным ребенком, но мне было откровенно жаль драконицу. Так что, когда нас спустя десять минут пригласили в зал, я была уже достаточно зла и готова бороться до последнего.

Разумеется, Шемитт остался ожидать в машине, поскольку судья не разрешила присутствовать в зале никому, кроме самих участников процесса. Также в коридоре суда остался и Шэриэль с няней.

Судья Шумейко, проверяя явку сторон, взглянула на меня, как на старую знакомую. Похоже, она хорошо запомнила дело Шемитта, и меня, как его представителя.

Закончив формальности, и убедившись, что отводов не последует, судья приступила к пояснениям сторон.

Первым, как и положено истцу, выступал Соэрель. Я угадала — истцом и в самом деле оказался младший эльф, а тот, что постарше, был его представителем.

Не знаю, каким он был пятнадцать лет назад, но сейчас он производил просто ледяное впечатление, так что у меня просто не хватало воображения, чтобы представить его влюбленным. На его каменно- надменной физиономии вообще затруднительно было заметить хоть малейшие следы эмоций, да и тон голоса вызывал ассоциации с обжигающим холодом.

Позиция истца по делу была проста и определенна. Он настаивал, что сын очень мало что унаследовал от матери, а потому ему будет плохо и неуютно расти среди драконов.

Если его послушать, то эльф руководствовался исключительно интересами ребенка, во что лично мне верилось слабо. Неужели Соэрель и в самом деле так уж сильно любил сына? Судя по его холодному, отстраненному поведению в коридоре суда, это было маловероятно. Ну не может нормальный отец, который и в самом деле заботится о собственном ребенке, так откровенно мешать сыну общаться с матерью! Что ни говори, ребенку нужны оба родителя, и лишать его матери — глупо и жестоко. Это можно было бы понять, если бы мать была алкоголичкой или крэкоманкой. Тогда ребенка и в самом деле следовало оградить от общения с такой нерадивой мамашей. Вот только Шелина вела совершенно нормальный образ жизни и, судя по всему, искренне любила сына.

Да и вообще, что бы ни говорили сами бывшие родители, в своих распрях они зачастую руководствуются отнюдь не интересами ребенка.

Впрочем, подловить эльфа на слове не представлялось возможным. Его речь была хорошо отрепетирована и выверена до последнего слова.

Хм, интересно, как он будет реагировать на мои провокационные вопросы? Вскоре мне представилась возможность это проверить.

— Скажите, пожалуйста, где вы проживали с ответчицей до расторжения брака? — задала я первый вопрос истцу.

— Мы обитали в Вотанхейме. — снисходительно сообщил он.

— А почему же не в Альвхейме? — нарочито удивленно поинтересовалась я. — Насколько мне известно, вы родом из столицы?

Соэрель заколебался. Такого вопроса он явно не ожидал, а спросить подсказки у своего адвоката он не мог.

— Мой Дом не пожелал лицезреть мою супругу в Альвхейме. — наконец ответил Соэрель.

— Неужели ваши родственники не захотели даже общаться с вашими женой и сыном? — продолжила давить на истца я.

Истец кинул отчаянный взгляд на своего представителя, и тот поспешил вскочить с места и возразить. — Ваша честь, вопрос не имеет отношения к предмету спора. Какое касательство имеет то, где жили супруги, к определению места жительства ребенка после расторжения брака?

— Истец доказывает, что с ним ребенок будет расти среди своих соплеменников, эльфов. А теперь выходит, что эльфы из его Дома вообще не желают видеть мальчика, а уж тем более, заниматься его воспитанием. Безусловно, это имеет значение для дела. — парировала я.

Представитель истца не нашелся, что на это возразить.

Судья внимательно посмотрела на меня и определилась.

— Отвечайте на вопрос представителя ответчика, истец. — велела она.

— Мой сын — эльф, и после совершеннолетия мой Дом примет его, как полноправного члена Дома. — вздернув голову, заявил Соэрель.

— А до тех пор другие эльфы не будут участвовать в его воспитании? — настаивала я.

Эльф помялся, но выдавил. — Нет.