неосторожным высказыванием сильно его задела. И в самом деле, я ведь понятия не имела, что между ними произошло, а поторопилась вступиться за девушку.

— Прости, — пробормотала я сконфуженно, — Ты прав, это не мое дело. Но Лариса…

Он невежливо перебил меня:

— Анна, я не желаю это обсуждать. А теперь извини, мне нужно идти к гостям.

Артем осторожно пристроил гитару в углу и вышел, более не обращая на меня никакого внимания.

Я проводила его недоуменным взглядом: из-за чего он так зол на меня? Я ведь извинилась, а друг не из тех, кто ярится без всяких причин. Хотя, наверное, я просто попалась под руку.

После этого инцидента мне уже совсем не хотелось веселиться, так что вскоре я засобиралась домой. Отчего-то мне показалось, что Артем был рад моему отъезду…

Воскресенье я провела с Владимиром.

В тот день мне не хотелось никаких увеселений, в чем я честно призналась. Виноградов отослал свою домовую (подозреваю, что она с радостью ретировалась), и мы просто были вместе. Вечер вдвоем с любимым мужчиной — что может быть лучше?

Дни мелькали один за другим, череда проблем и дел казалась нескончаемой.

Дежурства, заседания, бытовые заботы отнимали все время, оставляя лишь жалкие крохи на личные дела. Но это ничуть не удивительно — осень всегда период бурной работы.

Время бежит так быстро, что не успеваешь оглянуться, о чем-то толком задуматься, да и просто наслаждаться жизнью. Стремительный водоворот повседневности затягивает с головой, и листки календаря улетают так же легко, как багряные и золотые листья с деревьев.

И вот уже тридцатое октября — день, на который назначено второе заседание по делу господина Дроздова.

В начале недели я имела с ним серьезную беседу. Дело в том, что доказательств мы собрали не так уж и мало, но все они не бесспорные, следовательно, у судьи будет прекрасная возможность отказать хотя бы из желания сделать пакость. Я сразу честно призналась клиенту, что судья не слишком благорасположена ко мне (да он и сам это заметил), однако он твердо заявил, что отказываться от моих услуг не намерен.

Так что в пятницу я вновь была готова к бою.

Перед выходом из дому я даже погадала на предстоящее заседание, что делаю не так уж часто.

Выпавшая руна Эйваз сообщила, что мне вполне по силам добиться благоприятного разрешения проблемы, кроме того, есть вероятность неожиданного поворота событий — например, очевидные противники неожиданно могут стать союзниками. И что бы это значило? Сомневаюсь, чтоб дети господина Дроздова вдруг признали его отцом и раскрыли объятия. Ладно, удовлетворюсь благоприятным в целом прогнозом.

В суд я едва не опоздала — уже в дороге обнаружилось, что каблук сапожек отчаянно шатается, видимо, сломался супинатор, и передвигаться я могла лишь прихрамывая. Должно быть, забавное зрелище: быстро ковыляющая женщина, которая тихо ругается сквозь зубы и размахивает портфелем для равновесия. Ладно, будем надеяться, что больше неприятностей этот день мне не сулит, хотя такие чаяния довольно зыбки.

Заседание началось почти минута в минуту — видимо, судья опасалась, что я вновь не дам ей закончить дело и сошлюсь на занятость, а она явно торопилась завершить слушание поскорее.

В составе участников процесса на этот раз произошли небольшие изменения. Куда-то подевался мой коллега, вместо него детей заявителя сопровождала смуглая и темноволосая женщина, видимо, с примесью южной крови, если судить по гордому горбоносому профилю. Лицо ее хранило следы былой красоты, хотя и начинало уже увядать — годы никого не красят. Клиент шепнул мне, что это его бывшая жена, ныне госпожа Перова. Судя по всему, он совершенно не ожидал ее увидеть в этом заседании, хотя я не успела расспросить, почему так.

Заседание началось на не слишком благоприятной ноте — судья скептически изучила копию паспорта, истребованную по моей просьбе из архива паспортного стола, и сообщила, что заявитель не слишком похож на прилагаемую фотографию. И это было совсем неудивительно, поскольку фото было сделано в двадцать пять лет — господин Дроздов попросту не успел заменить ее в сорок пять, поскольку уехал из Мидгарда до достижения данного возраста. На свое старое изображение он, конечно же, не слишком походил- попробуй опознай в молодом оболтусе битого жизнью мужчину зрелого возраста!

Соседи по прежнему месту жительства клиента неуверенно сообщили, что вроде бы похож на бывшего хозяина дома номер тридцать четыре по улице Вишневой, однако наверняка что-то утверждать не брались — немудрено, что за столько лет черты его изгладились из памяти, тем более, что старушки- сплетницы уже умерли или разъехались к родственникам, а много ли замечает молодежь?

Письма, которые заявитель изредка писал своим детям, естественно, не сохранились, да и кто сейчас хранит старую переписку? Квитанции о переводе денег за давностью лет тоже не сбереглись.

Так что я не сомневалась, каким будет вердикт судьи Долженко — она наверняка примет сторону детей господина Дроздова. Что ж, буду писать апелляцию — благо, косвенных доказательств вполне достаточно.

Судья Долженко огласила материалы дела и предложила перейти к дебатам, однако тут со своего места поднялась бывшая супруга моего клиента и взволнованно обратилась к судье:

— Разрешите, я скажу. Госпожа судья, я бы никогда не дозволила детям такую аферу провернуть, как тут рассказывают! Разве можно живого отца мертвым называть? Он в самом деле пропал много лет назад, а это какой-то проходимец, вот и все! Клянусь вам!

Эффектное выступление, ничего не скажешь! Наши свидетели — сплошь друзья да соседи, а с другой стороны — ближайшие родственники заявителя и его бывшая жена. Кому, как не им, знать, что перед ними посторонний?

Я не выдержала:

— Когда вы в последний раз видели бывшего мужа?

— Лет пятнадцать назад, — созналась она неуверенно.

— Так как же вы можете утверждать, он ли находится перед вами? — поинтересовалась я. — Наверное, вы за это время вообще забыли, как он выглядит! Задайте вопрос, ответ на который знаете лишь вы двое, и посмотрим, что он ответит.

Я отчаянно блефовала — за столько лет из памяти господина Дроздова могли стереться многие детали, вроде даты свадьбы (да мужчины вообще редко это запоминают), к тому же что стоило ей солгать, что ответ неверный?

Госпожа Перова в запале припечатала:

— Да мало ли, может он угадает! Зато кое-что он точно не сможет подделать!

— И что именно? — спросила я, пока судья не успела вмешаться (по правде говоря, мы бессовестно нарушали процесс).

— Да татуировка у мужа на груди была с моим профилем и надписью 'Валя'! — гордо сообщила она и добавила, — Он на свадьбу ее сделал, клялся, что любовь так же не сотрется, как и мой портрет.

Не знаю, как насчет портрета, а любовь явно не выдержала испытания временем.

Услышав слова бывшей жены, мой клиент рванул вверх свитер, обнажая грудь, поросшую темными волосами. Это еще что за стриптиз в заседании? Судья мне сейчас голову оторвет!

Но прямо на левой груди клиента красовалась татуировка, и надпись тоже была вполне читабельна: «Валя» гласила она в полном соответствии с описанием госпожи Перовой. Правда, гордый профиль с течением времени (и набранными килограммами) оплыл и потерял былую четкость — впрочем, оригинал тоже изрядно постарел с тех пор. Давняя татуировка представляла собой зрелище весьма унылое, но неопровержимо свидетельствовала, что господин Дроздов — тот, за кого себя выдает.

Судья не преминула шикнуть:

— Адвокат, утихомирьте своего клиента! Вы что, не могли объяснить ему, как нужно себя вести в заседании?

Но одновременно с нею заговорила и госпожа Перова:

— Андрюша, ты живой! — выдохнула она и… бросилась на шею бывшему мужу!