Вот и это заседание было ярким свидетельством того, что свой хлеб мы едим не даром.

Госпожа Петрова в это заседание, как и в предыдущие, не явилась. За нее всегда в деле участвовал лишь ее представитель. То ли госпожа Петрова стесняется, то ли просто не знает, что говорить, но своим присутствием она не почтила нас ни разу.

А вот супруги Ивасовы со своим адвокатом добросовестно являлись в каждое заседание. Конечно же, они тоже доказывали, что отец моей клиентки продал дом как полагается, ведь в противном случае господа Ивасовы теряли свое право на покупку.

Тут уж или дом останется новым владельцам, и тогда мы дело с треском проиграем, или же дом вернется моей клиентке, и в этом случае супругам Ивасовым крупно не повезет.

По счастью, у меня было несколько козырей в рукаве, и я намеревалась сполна их использовать.

Начали мы заседание (после завершения необходимых формальностей, конечно же) с того, что судья Усорская сообщил о поступившем ответе почерковедческой экспертизы.

Значимо обведя всех присутствующих взглядом, она тут же огласила заключение эксперта. Все было, как и ожидалось: достоверно установить, чья подпись под заявлением, не представляется возможным.

И стоило огород городить с этой экспертизой! Мы в прошлом заседании из-за нее не меньше часа ругались. Конечно, вопросов было немало, начиная от того, где проводить экспертизу, и заканчивая тем, какие документы избрать в качестве свободных образцов. Ах, да, свободные образцы — это тот эталон, с которым должен сличать подчерк эксперт, то есть те бумаги, на которых заведомо и наверняка почерк умершего.

После оглашения результатов экспертизы со стороны ответчиков послышался явный облегченный вздох. Ну, еще бы, ведь если бы эксперт дал заключение, что расписался под заявлением кто-то посторонний, то дело было бы моментально закрыто в нашу пользу. Впрочем, рассчитывать на такой исход было бы слишком наивно. Опытные мошенники предугадывают такой поворот событий и стараются заранее себя обезопасить.

Так что само заявление было напечатано на принтере, а это только в детективах сыщику удается обнаружить, что у подозреваемого совершенно особый принтер, который оставляет какие-то необычные следы на бумаге. В реальности же текст был напечатан на обычном принтере, и искать его глупо.

Кроме всего прочего, никто из экспертов не рискнет написать в заключении, что результат почерковедческой экспертизы точен на сто процентов. Обычно они выбирают обтекаемую формулировку 'что позволяет с большой долей вероятности предположить, что…' либо подобные пассажи. Ведь всякое бывает, а эксперт предупрежден об уголовной ответственности и не хочет рисковать.

Хотя встречаются довольно интересные случаи именно с экспертизами. Помнится, было у меня интересное дело, когда моя клиентка напрочь отвергала, что подпись под документом поставлена ею семь лет назад. По моему ходатайству документ был направлен на экспертизу, которая ответила, что невозможно установить, чьей рукой сделана подпись. Однако моя доверительница стояла на своем, и мы назначили повторную экспертизу, которую провело высшее экспертное учреждение Мидгарда. И надо же такому случиться, что эксперт однозначно ответил, что роспись под документом не могла быть поставлена моей клиенткой семь лет назад. Почему? Все просто: чернила, которыми сделана подпись, поступили в продажу лишь год назад, а документ датирован явно не прошлым годом. Вот так и выиграла я дело благодаря предусмотрительности государства. Да-да, именно предусмотрительности. Оказывается, состав чернил специально слегка меняют каждые несколько лет, чтобы можно было более-менее точно датировать документы в случае необходимости. Эксперт, проводивший первую экспертизу, об этом то ли не знал, то ли не посчитал нужным указать, ведь в определении о производстве экспертизы ставился лишь вопрос о принадлежности подписи, а не о ее дате. А вот второй специалист отнесся к делу более ответственно. Вот так и бывает, что планы мошенников расстраивают сущие мелочи типа неподходящих чернил.

Но в этом случае секретный состав чернил ничем не мог нам помочь, поскольку все события происходили совсем недавно, в течение последнего полугода.

Тем временем мы начали допрос сторон по делу. Надо сказать, что ничего нового стороны нам не поведали.

Моя клиентка, конечно же, била себя в грудь и кричала, что отец ее любил, и очень ценил свой дом, а значит, ни за что бы его не продал. И что это ее законное наследство и нечего тут.

Уф, сколько сил мне стоило хоть немного ее успокоить! Судья и так не слишком доброжелательна, а от воплей в заседании и вовсе озвереет. Я все понимаю: переживания, нервы и все такое, но как же тяжко работать с несдержанными клиентами!

Ладно, клиентов не выбирают. В целом она дала пояснения вполне нормально, если исключить прочувствованные пассажи типа 'где справедливость, я вас спрашиваю?!'. Проси — не проси, а клиенты в заседании частенько всякий разум теряют и забывают все, что я им говорила.

Впрочем, супруги Ивасовы вели себя не лучше. Госпожа Ивасова и вовсе разрыдалась, и мы вышли на небольшой перерыв, чтобы она немного успокоилась.

Представитель госпожи Петровой вообще мало что мог сказать по сути. Он повторил все то, что было изложено в его письменном возражении на иск, а на все конкретные вопросы отделывался ответами 'не знаю'.

Судья несколько раздраженно заметила. — Полагаю, нужно вызвать для дачи пояснений вашу клиентку, раз уж вы ничего внятно ответить не можете.

Коллега Яров смиренно ответил. — Да, ваша честь, к сожалению, я мало что могу пояснить. Однако моя клиентка тяжело болеет, и потому не может давать пояснения лично.

Я едва удержалась, чтобы ни сказать, что следователь и сам приедет к госпоже Петровой. Тоже мне, несчастная больная!

— У сторон явились свидетели? — поинтересовалась судья.

Мы свидетелей не приглашали. Дело в том, что о близких друзьях покойного мы толком ничего не знали, а потому не могли их вызвать. Родственников у него кроме моей клиентки не было, а соседи мало что могли сказать. Все, что они могли подтвердить, так это то, что он до самой смерти жил в спорном доме, но это ни о чем не говорило. С того момента когда, по утверждению госпожи Петровой, была заключена сделка, времени прошло совсем немного, а потому она ссылалась на то, что продавец просто не успел выселиться.

Единственный свидетель был у ответчиков.

В качестве свидетеля явился пожилой орк, который представился господином Лотрогом, председателем квартального комитета. В прошлом заседании мы все сошлись на том, что его необходимо допросить, поскольку именно он заверял подписи покойного на документах, предоставленных в суд.

Орк выглядел весьма представительно и эффектно в своем национальном одеянии. Интересно, а ему не холодно? Все же едва середина мая, а национальная одежда орков предназначена больше для летнего зноя, чем для прохладного ветерка. Хотя куртка поверх бурнуса — наверняка, то еще зрелище.

— Итак, что вы можете рассказать суду? — хмуро спросила судья.

Кажется, ей надоело это дело, которое мы все никак не можем закончить.

— Разрешите, я буду задавать вопросы своему свидетелю? — поднялся представитель ответчика.

Судья только кивнула, соглашаясь.

— Скажите, вы знаете, какие были отношения у покойного господина Терсона Дарвальссона и госпожи Петровой? — начал коллега Яров.

— Ну, я знаю только, что госпожа Петрова купила дом господина Терсона Дарвальссона. Они приходили ко мне советоваться насчет прописки, и приглашали свидетелей, когда рассчитывались.

Я только хмыкнула. Общеизвестно, что передача денег не может подтверждаться свидетельскими показаниями. Хоть десять свидетелей приведи, но если нет расписки, то факт передачи денег не подтвердится. А внятной расписки, конечно же, нет, так как там одним росчерком не обойдешься, а значит, можно будет установить принадлежность почерка. Расписка в материалах дела имеется, правда, напечатанная на компьютере. Сомнительное доказательство, но и такое может решить дело при определенном повороте событий. Представитель ответчицы явно пытается придать расписке больший вес с помощью свидетельских показаний.

Обычно фокусы с «продажей» жилья стараются проворачивать с одинокими стариками, хотя бывает всякое. В данном случае мошенница явно не знала, что у старика-гнома есть дочь, а потому не слишком