поглядел на карту на доске, нашел главное направление и закончил:
— Но до той поры Хейберг успел построить здесь в горах три десятка больших и малых хижин. На них-то нам теперь и следует ориентироваться. Если капитан Хеллот катапультировался и сумел добраться до какой-нибудь из хижин, он может продержаться сколько угодно, даже если получил травму, когда приземлился. Будем надеяться.
Больше вопросов не было. Фридтьофсен коротко объявил, как будут дальше вестись поиски. Один отряд выйдет на прочесывание из Бюкле и проследует в заказник кратчайшим путем вдоль южного берега озера Бутсватн. Новобранцы из Эвье вместе с группой добровольцев стартуют в Нумеланде, что в тридцати километрах южнее по этой долине, и пойдут на запад по Хейбергской дороге в долине Фардал, курсом на Рускрепп-фьорд, после чего повернут прямо на север. Таким образом, оба отряда могут сойтись у озера Гюванн, где у самой границы губерний Ауст-Агдер и Ругаланд стоит одна из хейбергских хижин, похожая больше на крепость, чем на туристский приют. В заключение Хокон Фридтьофсен напомнил, что в горах Вестхейя еще лежит глубокий снег. Поднявшись из долины, придется стать на лыжи. Добавив несколько слов насчет порядка поисков из Хаукели, он закончил инструктаж, отложил указку и отпустил слушателей, не стирая чертеж с доски.
Теснотища. Кроме водителя, в кабину военного грузовика втиснулись Хокон Фридтьофсен, Констанца Хеллот и я. Фридтьофсен сидел справа от Констанцы, у двери, я — слева, между ней и шофером. Повернуться можно было только всем вместе по команде.
Мотор глухо гудел. Голос Фридтьофсена вторил ему, словно вспомогательный двигатель. Я дремал с открытыми глазами. Мы ползли сквозь туман со скоростью улитки. Водитель наклонился над баранкой, силясь не терять из виду задние огни идущей впереди машины. Тощий верзила лет двадцати, с метелкой светлых волос над прыщеватой физиономией, он время от времени посматривал на меня или на Констанцу с неуверенной улыбкой того же цвета, что прыщи. Желтые зубы в рамке красных губ.
Пахло дизельным топливом, немытым телом и трубочным табаком. Цепи на колесах ритмично перемалывали дорожный щебень. Констанца Хеллот то ли дремала, то ли спала. Но она сидела рядом с Фридтьоф сеном, и речевой поток не мог ее миновать. Хокон Фридтьофсен не расставался со своими топографическими картами. Они лежали стопкой у него на коленях. И похоже, именно в них черпал он вдохновение.
— Трудно поверить, что так могло быть, — услышал я. — Но это правда, чистая правда. Чуть ли не до середины семнадцатого века все карты Норвегии были начерчены иностранцами, которые никогда не бывали в нашей стране. Когда же наконец появился топограф, которому было важно, чтобы карта отражала истинную картину местности, его листы заперли в архиве генерального штаба. Где они лежали и пылились сотню лет! С грифом «Военная тайна»!
Дорога извивалась угрем по дну долины. День был в разгаре, но машины продолжали ехать с включенными фарами. Я с трудом различал редкие дома вдоль дороги. Время от времени Констанца Хеллот кивала и говорила Фридтьофсену
— Во времена до фотоаппаратов, — продолжал он, — планы городов и панорамы местности рисовались не для украшения музейных и домашних стен. Этим делом занимались либо королевские военные инжечеры, либо шпионы, в зависимости от того, кому они служили — своим правителям или чужим державам. Недаром Клаузевиц ставит военное искусство в один ряд с изящными искусствами.
Веки становились все тяжелее. Дорога вниз по Сетесдалу — та самая математическая кривая, что теряется в бесконечности. Меня то засасывала, то отпускала тягучая дремота. Услышав слова шофера о том, что мы проезжаем Бюкле, я открыл глаза и увидел церковь, воткнувшую свой шпиль в туман. Тут же я снова погрузился в черную толщу дремоты, куда непрестанно вторгались трассирующие снаряды и где без устали журчала речь Фридтьофсена, перемежаемая звонкими репликами Констанцы.
— Нет, — расслышал я ее голос, не помня, чем было вызвано отрицание. — Наверно, у него были на то свои причины.
— Взять хотя бы карты Геелкерка. Первые карты, на которых как-то показана наша речная сеть. Утра, Улла, Фёрре, и Сира, и Квина — все реки, берущие начало в здешних горах. Впервые они были нанесены на карту человеком, который видел их своими глазами. Его звали Исаак ван Геелкерк, он был голландец родом, в Норвегию приехал во время шведско-норвежской войны в семнадцатом веке. По велению короля он исходил вдоль и поперек всю Южную Норвегию. Но карты его больше ста лет оставались военной тайной. Тайна сия велика и глубоко сокрыта!
Я посмотрел на Констанцу. Она спала — или делала вид, что спит. Возраст давал себя знать. Мы больше суток находились в пути. Колонна продолжала движение вниз по долине в сторону Балле. Водитель не выпускал баранку и не отпускал идущую впереди машину. Я видел только растворяющиеся в тумане габаритные огни. Уйду в сновидение, где к скалам лепится красный снег, вернусь — все та же картина. Водитель полулежит на баранке. Констанца Хеллот спит, навалясь на плечо Фридтьофсена. Так мы проехали через Валле. Туман не хотел редеть. Хокон Фридтьофсен оставил попытки разговорить нас и углубился в изучение своих карт.
У селения Нумеланд мы свернули с шоссе направо. На обочине стояли мальчуганы в широких бриджах и вязаных шлемах с завязками. Они деловито махали руками тупоносым грузовикам нашей колонны.
Большинство боковых долин, впадающих в Сетесдал, в устье узкие, а выше расширяются. Все же машины вскоре забастовали. Не помогли ни цепи, ни широкие протекторы. В крутой теснине колонна встала. Дальше дорога не была расчищена. Оставалось только разгрузить машины и топать своим ходом. Видно, неожиданная остановка после ровного движения вперед разбудила Констанцу. Она сонно поглядела на водителя, который ответил своей инфантильной улыбкой. Следом за Хоконом Фридтьофсеном она сошла по ступенькам на землю. Я спустился последним. Мы стояли на мокром снегу в глубокой колее с высокими сугробами по бокам. Я обошел вокруг машины, разминая ноги. Под брезентом в кузове лежали рации, пустые ящики из-под боеприпасов, камуфляжные сети, старые канистры.
Плюс наши рюкзаки и счетчик Гейгера: Констанца забрала его и влезла на сугроб. Ее силуэт четко рисовался на фоне тумана, и я увидел, как она надевает наушники. Стронций-90 не подал голос. Я слышал только, как пятятся грузовики, разворачиваясь на обочинах.
Дальше путь в горы указывали глубокие следы военных сапог. Новобранцы из Эвье уже час как вышли на поиск. Теперь двинулась в путь армия добровольцев. Впереди шагал Фридтьофсен, за ним по пятам следовала Констанца. Нам выдали две пары военных лыж. Взвалив их на плечи, я шел третьим.
Километра два топали мы сквозь туман, ничего не видя. Березки по бокам тропы все больше съеживались. Под конец из снега торчали только верхушки вереска да кусты можжевельника. Мы миновали границу леса и вступили в зону кустарника. Чем дальше — тем глубже снег, тяжелее идти. На южных склонах тропа пересекала клочки голой земли. Выше, где ветер без помех обгладывал кручи, под снегом темнели утесы с пятнами лишайника.
Туман становился все гуще. Туман войны, туман холодной войны сгущался, приобретая четкие контуры и человеческие черты. И превратился в офицера ВВС в полевой форме, который направлялся к нам. Хокон Фридтьофсен остановился и козырнул, приветствуя генерала. Мы уже с полчаса шагали по тропе. Пришло время рассыпаться в цепь. Следом за Констанцей я подошел к Фридтьофсену, который разговаривал вполголоса с генералом Эгом. Из тумана вынырнул также радист с качающейся антенной. Слушая Фридтьофсена, Эг несколько раз отрицательно покачал головой. Нет, капитана Хеллота не засекли радары наведения ни в Суле, ни в Хевике. Но самолет сильно отклонился от нормальных курсов. Пилот не докладывал ни о каких неисправностях. Потом радиоконтакт и вовсе прервался. Генерал Эг внезапно смолк. Закрыл рот, посмотрел на Фридтьофсена, потом на нас.
— А
Он обращался к Хокону Фридтьофсену. Но взгляд его был обращен на меня.
Фридтьофсен, с характерными для местных жителей гласными и согласными, медленно и рассудительно пророкотал:
— Это мамаша, генерал. Фру Констанца Хеллот. Мать капитана Хеллота. А это счетчик Гейгера, который она таскает с собой.
