Нимрод взял ее за руку и говорил таким тоном, как будто уже забирал ковер. Сюзанна вырвала у него руку.

— А что такое? — удивился он.

— Я не собираюсь просто так отдавать ковер только потому, что ты услышал какое-то слово, — ответила она гневно.

— Ты должна! — воскликнул он.

В его голосе звучали недоверие и злость.

— Когда пророк будет говорить снова? — спросил Джерико.

— Послезавтра, — ответил Нимрод, не сводя глаз с Сюзанны. — Преследователей больше нет, — сказал он ей. — Ты должна вернуть ковер.

— А если я не послушаюсь, пророк явится и отберет его? — спросила Сюзанна. — Ты на это намекаешь?

— Вы, чокнутые… — Нимрод вздохнул. — Вечно вы все чертовски усложняете. Он пришел поделиться с нами мудростью Капры. Почему ты этого не понимаешь?

Он на миг замолчал. Потом заговорил снова, более мягким тоном.

— Я понимаю твои сомнения, — произнес он. — Но и ты должна понять, что ситуация переменилась.

— Полагаю, нам надо увидеть этого пророка своими глазами, — сказал Джерико. Он посмотрел на Сюзанну: — Верно?

Она кивнула.

— Ну конечно! — Нимрод просиял. — Конечно, он все вам разъяснит.

Сюзанна очень хотела, чтобы его слова сбылись.

— Послезавтра, — повторил Нимрод, — настанет конец всем опасениям.

В ту ночь, когда Нимрод ушел, а Джерико заснул после выпитого шампанского, Сюзанна сделала кое-что такое, чего никогда не делала раньше. Она призвала менструум — просто для компании. Он показал ей столько разных видений за последние недели, он спасал ее от Хобарта и его злобных козней, однако она по-прежнему не доверяла его силе. Она до сих пор не могла понять, сама ли управляет менструумом, наоборот, — менструум ею.

Но этой ночью Сюзанна решила, что это способ мышления чокнутых — вечно отделять наблюдаемого от наблюдателя, персик от вкуса персика на языке. Подобные разграничения полезны только в качестве самозащиты. На определенном этапе от них пора отказаться. Плохо это или хорошо, но она и есть менструум, а менструум — это она. Они безраздельно слиты вместе.

Купаясь в серебристом свечении, Сюзанна мысленно обратилась к Мими, прожившей свою жизнь в ожидании. Годы проходили впустую, а она все надеялась на чудо, которое пришло слишком поздно. Вспомнив об этом, Сюзанна тихо заплакала.

Но все-таки недостаточно тихо, потому что разбудила Джерико. Она услышала за дверью его шаги, а потом он постучал в дверь ванной.

— Госпожа? — позвал он.

Так он называл ее, когда хотел извиниться.

— Со мной все в порядке, — произнесла Сюзанна.

Она не позаботилась о том чтобы запереть дверь, и Джерико распахнул ее. На нем была только длинная рубаха, в которой он обычно спал. При виде Сюзанны лицо у него вытянулось.

— Откуда такая печаль? — спросил он.

— Все идет не так. — Это были единственные слова, какими она смогла выразить свое смятение.

Джерико нашел взглядом остатки менструума, скользящие по полу между ними. Их яркое свечение угасало, когда капли теряли непосредственный контакт с Сюзанной. Джерико оставался на почтительном расстоянии.

— Я пойду к пророку вместе с Нимродом, — сказал он. — А ты останешься с Сотканным миром, хорошо?

— А если они потребуют его?

— Тогда и решим. Но сначала надо посмотреть на этого пророка. Может быть, он мошенник. — Джерико замолчал, глядя не на нее, а на пол между ними. — Среди нас их много, — добавил он через минуту. — Я, например.

Сюзанна взглянула на него, стоящего в дверном проеме. Ему мешало приблизиться вовсе не умирающее свечение менструума, вдруг поняла она. Она позвала Джерико по имени, очень тихо.

— Только не ты, — сказала она.

— О, как раз я, — отозвался он.

Затем он произнес:

— Прости меня, госпожа.

— Тебе не за что просить прощения.

— Я подвел тебя, — продолжал он. — Я хотел сделать для тебя так много, и посмотри, как я тебя подвел.

Сюзанна встала и подошла к нему. Горе его было так велико, что он не мог поднять голову под его весом. Она крепко сжала его руку.

— Я не пережила бы эти месяцы без тебя, — проговорила она. — Ты был мне самым лучшим другом.

— Другом, — повторил он едва слышно. — Я никогда не хотел быть тебе другом.

Сюзанна ощутила, как задрожали его пальцы, и это ощущение напомнило ей пережитое на Лорд- стрит, когда она держалась за Джерико в толпе и видела то, что видел он, разделяя его страхи. С тех пор они разделили и постель, что доставляло удовольствие, но не более того. Сюзанна была слишком занята тварями, шедшими за ними по пятам, чтобы думать о чем-то еще. Она была одновременно и слишком близко, и слишком далеко от него, она не замечала его страданий. Теперь она видела их, и это пугало ее.

— Я люблю тебя, госпожа, — глухо произнес Джерико.

Слова затихали едва ли не раньше, чем он выдавливал их из себя. Затем он высвободил руку из ее ладоней и отошел. Сюзанна пошла за ним. В комнате было темно, но света все-таки хватало, чтобы рассмотреть его взволнованное лицо и дрожащие пальцы.

— Я не понимала, — сказала она и протянула руку, чтобы коснуться его лица.

Когда они познакомились, Сюзанна сразу же перестала воспринимать его как представителя другого мира, а его желание окунуться в тривиальную жизнь Королевства еще больше заслоняло от нее этот факт. Но сейчас она вспомнила. Увидела перед собой иное существо, иную историю. От этой мысли сердце Сюзанны учащенно забилось. Джерико почувствовал — или увидел — произошедшую в ней перемену, и все его сомнения испарились. Он склонился к ней, провел языком по ее губам. Она раскрыла рот, чтобы ощутить его вкус, обнимая его. И тайна обняла ее в ответ.

Их прежние занятия любовью приносили радость, но были ничем не примечательными. Теперь же — словно признание в любви отпустило его на свободу — Джерико вел себя совсем иначе. Он раздевал Сюзанну почти ритуально, целуя снова и снова, а между поцелуями шептал слова на незнакомом языке. Он знал, что она его не понимает, но говорил с такой убежденностью, что она, не понимая, поняла. Он говорил о любви, произносил эротические стихи и клятвы, и в эти слова было облечено его желание.

Его фаллос — слово; его семя — слово; ее лоно, куда он вливал свои стихи, — дюжина слов или даже больше.