золотистыми глазами и петушиными гребнями, у одного пятнистая кожа леопарда, у другого рудиментарные крылья. Шедуэлл увидел, как они штурмуют стену, желая выбраться из сада…

— Так они сбежали.

«От меня никто не может сбежать, — заявил Уриэль. — Когда духи ушли, я остался здесь, на часах, дожидаться их возвращения».

Хотя бы в этом Книга Бытия права: у ворот стоит стражник. Но кажется, это и все, в чем она права. Сочинители взяли образ, знакомый человечеству наизусть, и вплели его в повествование, подогнав под собственное понимание духовности. Какое место в этом процессе занимал Бог, если занимал вообще, зависит от точки зрения, как и все остальное. Признал бы Ватикан это создание ангелом, появись оно перед его вратами? Шедуэлл сильно сомневался.

— А как же духи? — спросил он. — Те, другие, что были здесь?

«Я ждал», — сказал ангел.

Ждал и ждал бесконечно, подумал Шедуэлл. Пока одиночество не свело его с ума. Один в пустоте, ангел глядел на вянущий и гниющий сад, на песок, преодолевающий ограду…

— Но на этот раз ты пойдешь со мной? — спросил Шедуэлл. — Я могу отвести тебя к ясновидцам.

Ангел снова устремил взгляд на Шедуэлла.

«Я ненавижу мир, — сказал он. — Я уже был там однажды».

— Но если я приведу тебя к ним, — уговаривал Шедуэлл, — ты исполнишь свой долг и завершишь это дело.

Ненависть Уриэля к Королевству ощущалась физически: от нее у Шедуэлла замерзла голова. Однако ангел не отказывался от предложения, он явно тянул время, обдумывая возможности. Ему хотелось покончить с ожиданием, и поскорее. Но его высшая сущность содрогалась при мысли о контакте с миром людей. Как все чистые создания, он был тщеславен и легко поддавался порокам.

«Может быть», — отозвался он.

Он перевел взгляд на ограду. Шедуэлл посмотрел туда же и обнаружил под стеной Хобарта. Тот воспользовался возможностью удрать, пока Коммивояжер беседовал с Уриэлем, однако не ушел далеко.

«Теперь, — проговорил ангел, и вспышки света промелькнули во всех его глазах, — я пойду… — Огненные колеса подхватили свет и выплеснули его на Хобарта. — В ином обличье».

На этот раз весь его сложный механизм распался на части, и не одна, а бесчисленное множество огненных стрел полетели в Хобарта. Взгляд Уриэля пригвоздил его к месту так, что он не мог уклониться. Стрелы облепили его с головы до пят, их свет проникал в тело, не повреждая кожи.

В мгновение ока исчезли с песчаного холма все следы пребывания ангела; его переход в плоть сопровождался новым представлением. В том месте, где стоял Хобарт, земля содрогнулась, и эта дрожь разошлась по саду. Песочные творения стали осыпаться, бесчисленные растения обратились в прах, тенистые аллеи рассыпались, как каменные арки при землетрясении. Наблюдая за нарастающим разрушением, Шедуэлл снова вспомнил о том, как впервые увидел начертанный на барханах узор. Может быть, его тогдашняя догадка была верна и это действительно какой-то знак звездам. Отчаянная попытка воссоздать былое величие в надежде на то, что какой-нибудь пролетающий мимо дух откликнется на призыв и напомнит Уриэлю, кто он такой.

Тут разрушение достигло такого уровня, что Шедуэлл побежал, чтобы песчаная буря не похоронила и его.

Хобарта уже не было по эту сторону стены. Он вскарабкался на валуны и оттуда оглядывал бескрайние просторы пустыни.

Захвативший его тело Уриэль никак не проявлял себя внешне. На взгляд постороннего, это был прежний Хобарт.

Его худая физиономия оставалась такой же бесстрастной, как и раньше, а когда он заговорил, зазвучал тот же бесцветный голос. Но заданный им вопрос исходил от совсем иной сущности.

— Я стал драконом? — спросил он.

Шедуэлл посмотрел на него. В глубоко посаженных глазах Хобарта горел свет, какого в них не было со времен его первого искушения обещанием живого огня.

— Да, — ответил Шедуэлл. — Ты стал драконом.

Не задерживаясь, они тут же отправились в обратный путь, оставив Пустую четверть еще более пустой, чем прежде.

«Что приключилось с Кэлом Муни? — гадали соседи. — До чего же странным он стал, все время улыбается и смотрит куда-то вбок. Да что там, их семейство всегда было не от мира сего. Старик в родстве с поэтом, а знаете, как говорят о поэтах? Все они несколько не в себе. Вот и сынок туда же. Как это печально. Удивительно, как меняются люди!»

В сплетнях, конечно, содержалась доля правды. Кэл и сам знал, что изменился. И да, возможно, он несколько не в себе. Когда он смотрел в зеркало по утрам, у него во взгляде порой проступало что-то дикое. Это, видимо, и производило впечатление на кассиршу в супермаркете или на тетку, которая пыталась выведать что-нибудь скандальное, пока стояла рядом с ним в очереди в банк.

— Так вы живете один?

— Да, — отвечал Кэл.

— Такой дом для одного слишком велик. Должно быть, вам тяжело его убирать.

— Нет, вовсе не тяжело.

Он поймал на себе озадаченный взгляд любопытной тетки, а потом ответил:

— Мне нравится пыль.

Кэл понимал, что подобный ответ еще сильнее подогреет слухи и сплетни, но был не в силах лгать. И он видел, как люди прячут улыбки и запоминают его ответ, чтобы потом перемыть ему косточки.

Что ж, он действительно превратился в Безумного Муни.

На этот раз он ничего не забыл. Потерянная Страна чудес все-таки стала частью его разума и не могла теперь просто так ускользнуть. Фуга была с ним весь день, каждый день, а иногда и по ночам.

Однако в воспоминаниях было мало радости. Все затмевала боль потери от осознания того, что мир, о котором он мечтал всю жизнь, потерян навсегда. Никогда больше ему не ступить на зачарованную землю.

Как и почему все пропало, Кэл помнил плохо; особенно это касалось событий в Вихре. Он помнил