— Какие-то новые факты, Саша? — спросил он, прерывая поспешные извинения Александра Борисовича.
— Гринберг!— воскликнул Турецкий.— Помните, из интервью с рижанином? Гринберг, он же Голуб!
— Вот так? — поднял брови Моисеев. — Пойдемте, вы мне все подробно изложите.
Турецкий пулей влетел в кабинет, бросился к телефону и позвонил в МУР с указанием срочно начать розыск Михаила Семеновича Гринберга, уроженца города Риги.
— Значит, вот вы пришли к какому выводу, — задумчиво говорил Моисеев. — Гринберг...
— Очевидно, что Петрове знал какую-то его тайну...
— Вы хотите сказать, что Гринберг был агентом КГБ в начале восьмидесятых?
— Агентом КГБ? — переспросил Турецкий.
— Ну, конечно, Саша,— улыбнулся Моисеев.— Я как раз хотел вам звонить. Я ведь тоже думал по поводу этого интервью... Ну что уж в нем такого... И почему Ветлугина летала в Ульяновск... Скорее всего, дело обстояло так Петрове запретил показ интервью по телевидению, Алена пыталась его уговорить, и он потребовал, так сказать, оплаты. Не в виде денег, нет. Он требовал у нее, чтобы она выяснила, кто скрывался за кличкой Козочка. Конечно, удобнее всего было бы выяснить биографию этого Петровса, но боюсь, латвийская полиция нам навстречу не пойдет. Но моя гипотеза такова: Петрове пострадал от рук КГБ, причем донос на него написал агент по кличке Козочка. Как Петровсу стало известно это имя, мы не знаем. Это какая-то оплошность в работе ведомства, но они тоже люди и тоже совершают ошибки.
Он всю жизнь мечтал найти эту Козочку, хотя бы узнать, кто она. И вот случай — видная российская тележурналистка...
— Семен Семенович, — перебил его Турецкий, — а мог он решить, что Ветлугина и есть эта самая Козочка?
— Ну о чем вы, Саша? — укоризненно покачал головой Моисеев. — Могла ли Ветлугина в начале восьмидесятых в Риге быть как-то причастной к КГБ?
— Я же не о том, была ли она причастна или нет, — кипятился Турецкий, — а о том, не мог ли так решить Петрове? Семен Семенович, подумайте, Ветлугина бывала в Риге, у нее там были дружеские связи на радио и на телевидении, недаром же «Ракурс» несколько раз выходил в Риге, помните? Она хорошо знакома с Гринбергом, а про него-то Петрове точно знает, что он был связан с КГБ.
— Это вам доподлинно известно? — спросил Моисеев.
— Нет, это предположение. Но, допустим, это так
— Допустим...
— Петрове делает заключение, что Ветлугина и есть Козочка. Это приходит ему в голову после того, как Алена упоминает Гринберга. Он тут же требует прекратить запись. Запись прекращают, но разговор продолжается. Глеб, молодой человек с телевидения, который при этом присутствовал, вспоминает, что они говорили о Козочке. Это значит, что Петрове прямо и открыто обвиняет Ветлугину в том, что под этой кличкой скрывается не кто иной, как она сама. Алена все отрицает и обещает, вот что самое важное, обещает выяснить, кто такая эта Козочка.
— И для этого летит в Ульяновск, куда свезли архивы КГБ, — кивнул головой Моисеев.
— Именно.
— А Козочка-то на самом деле Гринберг? — улыбнулся Моисеев.
— Я думаю, это все-таки женщина... — недоуменно покачал головой Турецкий. — Может быть, жена Гринберга, подруга... Мать, наконец. Кто-то с ним связанный. Возможно, они работали на пару.
— Не сходится, Саша, — покачал головой Моисеев.
— Что же не сходится, Семен Семенович?
— Сначала Петрове точно знает, что Гринберг связан с КГБ, и донес на него. А с другой стороны, он просит Ветлугину выяснить, кто же на него донес... Нелогично.
— Согласен, нелогично...— Турецкий встал со стула и стал расхаживать по кабинету. — Просто мы еще не все знаем. Вот узнаем все, и все сойдется. А уж трансформация Гринберга из агента КГБ в прихватизатора из ЧИФа «Заполярье» это, вы уж меня извините, вполне логично.
Зазвонил телефон. Турецкий бросился к нему через весь кабинет.
Он поднял трубку и услышал голос Нелюбина, который сегодня был ответственным дежурным по МУРу:
— Александр Борисович, добрый вечер. В общем, нашли мы твоего голубка. Непростая птичка оказалась.
— Гринберг?! Немедленно задержать!
— Уже распорядились, Александр Борисович. Мы тут, что ж ты думаешь, совсем мышей не ловим... Бригада выезжает.
— Бригада? — переспросил Турецкий.
— А то как. Вдруг отстреливаться начнет. У него на счету столько художеств. Дважды судим. Разбойное нападение, ограбление, более мелкие эпизоды.
— А теперь, значит, предприниматель... — сказал Турецкий. — Диктуй адрес, Федор, я выезжаю.
— Ты потом в следственном изоляторе его допросишь, чего тебе мчаться сломя голову.
— Надо, Федя, надо, — ответил Турецкий известной присказкой.
— Значит, так,— не спеша начал Нелюбин,— улица Кантемировская, дом четыре, корпус один... Большие такие дома у платформы «Москворечье», знаешь? Вот там.
«Кооперативные дома», — сообразил Турецкий.
— Так,— продолжал Нелюбин,— Кошелев Анатолий Петрович, 1959 года рождения, родился в Туле. Срок мотал...
— Что? — опешил Турецкий. — Какой Кошелев? Какая Тула?
— Как — какая? — не понял Нелюбин. — Ты же сам...
— Я про Гринберга спрашиваю.
— И про Гринберга есть, — недовольно сказал Нелюбин. — Я думал с главного начать. Ты же пальчики эти еще когда передал.
— Так это...
— Ну Голуб твой сизокрылый.
— Что же ты раньше не сказал, Федор? Еду!
— Вот вам, Саша, и абсолютно логичные построения, — сказал уже в спину убегающему Турецкому Семен Семенович.
20.00
На Кантемировскую Турецкий опоздал. Когда он входил в квартиру Кошелева, там уже вовсю работала милицейская бригада.
Но милиция тоже опоздала.
И не на час. Им все равно было бы не успеть. Потому что гражданин Кошелев Анатолий Петрович, он же Лев Борисович Голуб, он же Владимир Иванович Болю, которого впоследствии опознают во многих регионах страны, скорчившись у себя на кухне, уже успел окоченеть.
Он был убит гораздо раньше. Убит выстрелом в грудь. Судмедэксперт установил, что смерть наступила между 11 и 12 часами.
Все документы из квартиры были изъяты.
Турецкий смотрел на лежащее у кухонного стола тело. Судя по всему, Кошелев не ожидал такой развязки. Он был в длинном махровом халате импортного производства. Дверь убийце открыл сам — никаких следов того, что ее взламывали. Значит, убийца был ему знаком. Тем более принимал он его по-домашнему, в халате.
Однако стол на кухне был чистым. Ни кофейных чашек, ни рюмок, ни тарелки с бутербродами — пришедшего Кошелев не угощал и не собирался угощать.
По-видимому, визит был чисто деловым.