Сам Тимур не испытывал потребности делиться с кем-то своими переживаниями.
— С чего ты взяла? — немедленно рассердившись, спросил он.
Тамара с сонным недоумением посмотрела на него. Её удивили эти интонации.
— Я сейчас приеду к тебе, — сказала Инга и повесила трубку.
Она всегда просто сообщала о своих действиях, не дожидаясь обратной связи.
Тимур поцеловал теплую и уютную Тамару, которая моментально вернулась в свое сонно-телевизионное облако, и поехал домой.
— Какая теперь разница, — сказал Тимур, открывая дверь в свою квартиру.
Инга дожидалась его на лавочке у подъезда и была раздосадована этим обстоятельством.
— Сделал бы ты уже для меня дубликат ключей от квартиры, — проворчала она.
— Ни за что на свете, — привычно отказал ей Тимур.
— Между прочим, она была и моей бабушкой.
— Ты приехала поговорить и о бабушке тоже?
Инга прошлась по кухне и заглянула в миксер.
— У меня мурашки по коже бегут от твоей стерильности. Давай хоть яйцо разобьем об стену, что ли? Всё добавится какой-то живости.
— Чая? — кротко спросил Тимур.
— Пива, — отмахнулась Инга. — Или что у тебя там? Вино?
Значит, она приехала надолго, и они начнут разговаривать по душам.
О, господи.
Инга нуждалась в разговорах, как растение в солнечном свете.
Тимур протянул ей бутылку пива, а себе плеснул вина.
Надо стараться быть внимательнее к Инге и маме, — снова напомнил он себе.
Они-то, в отличие от него, действительно скорбели.
— Никак не могу поверить, что папа… Невероятно, правда? — Инга смотрела на него вопросительно и жалобно. Оставалось только удивляться, каким непогрешимым выглядел отец в её глазах.
— Невероятно, — буркнул Тимур. — Наверное, ты ошиблась. Да и потом… Сейчас это уже всё равно.
— А вот и нет, — живо возразила Инга. — Маме кто-то досаждает анонимными звонками.
От неожиданности Тимур на полном серьезе удивился.
— Не понял.
— Звонит какая-то женщина. Плачет. Спрашивает, также плохо маме, как и ей.
— Может, какая-нибудь одиозная студентка? В отца были влюблены все первокурсницы. Они же ненормальные, и им всего восемнадцать.
— Не знаю, — с сомнением протянула Инга. — Голос вроде взрослый.
— А мама?
— Молчит. Но ты же её знаешь.
Иногда ему казалось, что отец соткан из воды, а мама — из камня.
— В любом случае это какая-то ерунда, — сказал Тимур. — Зачем было бы этому болвану…
— Тим!..
— Заводить себе любовницу? Если мама вышибла его вон, он остался бы с голой задницей.
— Ты совершенно невыносим, — вздохнула Инга. — Почему у тебя так всё сложно? Что это? Тестостерон?
— Что эта женщина хочет от мамы?
— Ты знаешь — кажется, что сочувствия.
На следующий день Тимур позвонил завкафедрой и попросил адрес Елизаветы Алексеевны.
— А, каблуки и яркая помада, — вздохнула старушка. — Странно, что ты вспомнил про Скамьину. Они с Русланом Ибрагимовичем не жаловали друг друга.
— Да неужели, — не удержался Тимур от язвительного комментария. — Тем не менее, мне бы хотелось передать ей кое-что.
— Что же это? — ревниво спросила завкафедрой.
— Не знаю. Кажется, это чья-то курсовая. На ней стикер «показать Скамьиной».
— Вот как, — утратила всякий интерес к происходящему завкафедрой и скучно продиктовала адрес, велев «поцеловать маму».
Лиза открыла дверь сразу, как будто стояла с той стороны и ждала, не постучит ли кто-нибудь.
Без косметики она снова превратилась в невзрачную моль, косой шрамик поперек губ подрагивал, словно Лиза пыталась сдержать то ли смех, то ли слезы.
— Тимур? — она вроде бы не удивилась. — Проходи.
Представив, сколько раз переступал через этот порог отец и что он творил за ним, Тимур поспешно сделал шаг назад.
— Я подожду вас во дворе. На качелях, — хмуро сказал он.
Лизы не было так долго, что Тимур даже заподозрил, не наводит ли она там марафет.
И почему-то испытал раздражение, когда она наконец появилась — все в той же ситцевой пижаме в больничную полоску. Мышиного цвета волосы были собраны в тощий хвостик.
— Зачем пришел? — спросила она довольно недружелюбно. — Вряд ли ты вдруг решил слиться со мной в объятиях поддержки и моральной взаимопомощи.
— Для чего вы звоните моей матери? Разве мало того, что вы отравляете мою жизнь?
Лиза слегка оттолкнулась от земли, раскачивая детские качели.
— Так я и думала, что с какими-нибудь претензиями, — объявила она без всякого выражения.
Тимур встал перед ней, ухватив поручни качелей, и притянул их к себе поближе.
Он рассматривал её круглое и сложное лицо так близко, что мог пересчитать ржавые крапинки на радужке.
— Не надо больше звонить, — сказал он. — Чего вы хотите? Воспоминаний о нем? Утешения? Понимания? Я вам предоставлю всё, что потребуется. Не беспокойте маму.
Она смотрела на него так пристально, как будто пыталась отыскать ответы на какие-то сложные вопросы.
— Хорошо, — решилась Лиза наконец. — Я всего хочу. Разговоров. Утешения. Понимания. Я хочу, чтобы ты приходил каждый раз, когда мне нужно будет вспомнить его лицо. А взамен, — шрам на её губах снова невесомо дрогнул, — я сделаю так, чтобы звонки прекратились.
Тимур кивнул.
— Только одна поправка, — ответил он, — в эту квартиру я не войду. Захотите вспомнить его лицо — приедете ко мне сами.
Она криво улыбнулась.
— Конечно.
4
Исполнительная Лиза вежливо выдержала пару дней и позвонила предварительно:
— Можно я загляну к тебе завтра вечером? Тебе не слишком обременительно будет?
Тимуру было, само собой, обременительно, но он кивнул.
И только потом понял, что во время телефонного разговора молча кивать как-то бесполезно.
— Приезжайте, — сказал он, — только не рассчитывайте на ужин.
— Твой отец говорил, что ты предпочитаешь есть в одиночестве, — легко согласилась она.
Этот звонок моментально и как-то радикально испортил Тимуру настроение.
Во-первых, вечер в одной квартире с Лизой казался ему какой-то изращенной пыткой и насилием над его психикой. В-вторых… разве отцу нечего было больше делать, как рассказывать своим бабам о привычках сына?
При мысли о том, как много еще Лиза знает про него, Тимура снова и снова скручивали приступы тошноты.
— Ты очень похудел, — грустно сказала ему мать, когда он заглянул к ней вечером. — Плохо спишь, плохо ешь?
Она, как ни странно, выглядела как всегда. Суховатая, подтянутая, немногословная.
Человек не слов, но дела.
Не эмоций, но поступкой.
Тимуру захотелось обнять её, как в детстве, но от только улыбнулся.
— Всё хорошо. Я в порядке. Тама за мной приглядывает.
— Славная девочка, — отозвалась мама. — Вы еще не думаете о свадьбе?
— Не думаем, — коротко ответил Тимур.
— Ты никогда не женишься, — коротко взглянув на него, заметила мать. — Не знаю, почему ты у нас вырос таким диким.
— Я не дикий, я самодостаточный, — Тимур проверил краны и вынес мусор.
Он не знал, что еще сделать для матери.
Лиза пришла ровно в восемь, как они и договаривались. Тимур даже подумал о том, что не стояла ли она за дверью, дожидаясь минутной стрелки.
Она снова была совсем без косметики и каблуков, неброское темное платье, шлепки, белый шрам поперек бледных губ.
Человек-моль, человек-тень.
Ни индивидуальности, ни яркости, ни пыла.
— На балконе, — сказал Тимур, — пластиковые мешки для мусора, набитые его хламом. Может, вам интересно будет порыться в них.
Она улыбнулась, словно не замечая сознательной грубости этого приветствия.
— О,
