– Ты хочешь сказать мне, что презренный старый писака Теодохад взял город? Мой город?
– Увы, господин, такова ситуация. Боюсь, тебе надо оставить надежду породниться с Амалами и править готами. Тем не менее…
Лицо Виттигиса налилось кровью, и он, размахивая кулаками и брызгая слюной, яростно взревел:
– Свинья! Думаешь, я добром отдам тебе невесту и корону? Клянусь Иисусом, сперва ты будешь жариться в аду!
С этими словами он выхватил меч и тяжело побежал на Пэдуэя, путаясь в полах длинной, расшитой золотом мантии.
Пэдуэй успел парировать удар своим мечом, но в следующую секунду оказался стиснут могучими ручищами и прижат к бочкообразной груди. К тому же длинная борода гота угодила ему в рот. Жуя и выплевывая соленые волосы, Мартин прохрипел:
– Хватайте его… тьфу… хватайте его, парни!..
Легче было сказать, чем сделать. Виттигис бился как раненый лев, и лишь пять здоровенных кирасиров в конце концов сумели его скрутить. Готская знать повскакивала с мест, некоторые даже опустили руки на мечи, но, находясь в явном меньшинстве, никто не изьявил горячего желания умереть за своего короля.
– Свяжите его, пусть остывает, – надменно произнес Пэдуэй, отдышавшись. – Господин епископ, не обременит ли тебя просьба найти мне письменные принадлежности?
Епископ ошалело посмотрел на нового квестора и вызвал пономаря, который отвел Пэдуэя в комнату отдыха. Там Мартин сел и написал:
Мартинус Падуанский – Томасусу-сирийцу.
Дорогой Томасус! Направляю тебе вместе с этим письмом некоего Виттигиса, бывшего короля готов и итальянцев.
Стража имеет приказ доставить его втайне, так что извини, если пришлось нарушить твой сон.
Насколько я помню, сейчас сооружается телеграфная башня на Фламиниевой дороге, возле Гелвиллума.
Распорядись, пожалуйста, чтобы под землей устроили камеру, наподобие квартиры, и помести туда Виттигиса, обеспечив надлежащую охрану. Создай ему все удобства – он человек темпераментный и может наложить на себя руки.
Необходимо соблюдать строжайшую секретность. Охрана вправе отпустить пленника лишь по моему приказу, полученному лично или по телеграфу, или без приказа – в случае моего ареста или гибели.
С уважением, Мартинус Падуанский.Теодохад всплеснул руками и умиленно посмотрел на Пэдуэя.
– Чудесно, чудесно, мой дорогой Мартинус! Королевский совет смирился с неизбежным. Одна беда – проклятый узурпатор переделал корону под свою огромную голову, и теперь она мне велика, надо переделывать снова. Наконец-то я могу посвятить время серьезным научным изысканиям. Так-так, что-то еще… Ах да! Как ты поступил с Виттигисом?
Пэдуэй улыбнулся:
– Он уже не в твоей власти, мой господин король.
– Ты хочешь сказать, что убил его? Ну, это плохо. Очень опрометчиво с твоей стороны, Мартинус. Я ведь говорил, что дал себе слово провести с ним долгую ночь в камере пыток…
– Нет, он жив.
– Что? Как? Так давай его немедленно сюда!
Пэдуэй покачал головой:
– Тебе никогда его не найти. Согласись, глупо терять лишнего короля. Если с тобой что-нибудь случится, может срочно понадобиться новый.
– Я не потерплю ослушания! Делай, как велит тебе государь, иначе…
Пэдуэй ухмыльнулся, продолжая качать головой.
– Нет, мой господин. Никто и пальцем не тронет Виттигиса. И ты мне лучше не угрожай. Охрана имеет приказ выпустить его, если со мной что-нибудь случится. А Виттигис любит тебя не больше, чем ты его. Остальное додумай сам.
– Дьявол! – злобно сплюнул король. – Зачем, о зачем я позволил тебе спасти мою жизнь? С тех пор у меня не было ни минуты покоя! – Теодохад захныкал. – Неужели старый человек не заслуживает хоть капельки снисхождения… Так о чем я говорил?
– Возможно, о новой книге, которая выйдет под нашими именами, – деликатно подсказал Пэдуэй. – Мы предлагаем великолепную теорию о взаимном притяжении масс, что объясняет движение небесных тел и все такое прочее. Она называется «Закон всемирного тяготения».
– Вот как? Гм-м, это любопытно, весьма любопытно. И моя слава философа воистину не будет знать границ, да?
Пэдуэй попросил Унилу разыскать и привести племянника Виттигиса, Урию.
Урия оказался таким же крупным и черноволосым, как его дядя.
– Ну, Загадочный Мартинус, теперь, коварно свергнув с престола моего дядю, что ты собираешься делать со мной? – с вызовом спросил он.
– Ничего, – ответил Пэдуэй. – Если ты меня не заставишь.
– Ты не будешь преследовать семью моего дяди?!
– Нет. Я не буду преследовать даже самого дядю. По секрету скажу, что я просто прячу его от Теодохада.
– Это правда? Тебе можно верить?
– Разумеется. Хочешь, он напишет письмо, свидетельствующее о добром к нему отношении?
– Письмо можно вынудить написать под пыткой.
– Только не Виттигиса. При всех недостатках твоего дяди он, безусловно, человек несгибаемый.
Урия заметно успокоился.
– Это верно. Ну, если так, у тебя, возможно, и сохранились остатки порядочности.
– Теперь к делу. Не согласился бы ты поработать на нас, то есть формально на Теодохада, а практически на меня?
Урия выпрямился и застыл.
– Ни за что! Я до конца дней своих буду верен дяде.
– Очень жаль. Мне нужен надежный человек – повести войска в Далмацию.
Урия упрямо покачал головой:
– Это вопрос чести. Я дал слово и от него не отступлюсь.
Пэдуэй вздохнул:
– Ты такой же, как Велизарий. Вот горе: те несколько способных людей, которым можно верить, связаны старыми обязательствами и не хотят со мной работать. А я должен прибегать к помощи мошенников и тупиц!
Тьма опускалась будто по инерции…
Глава 12
Понемногу жизнь в Равенне приходила в норму. Воинские части растекались из города, будто вода из тряпки, брошенной на кафельный пол. Крупный ручеек устремился на север – пятьдесят тысяч готов под командованием Асинара возвращались в Далмацию. Пэдуэй отчаянно молился, чтобы Асинар, иногда вроде бы проявлявший проблески разума, не испытал какого-нибудь очередного приступа страха и не примчался назад при первом появлении врага.
Сам Пэдуэй не смел надолго покинуть Италию, чтобы возглавить поход. Все, что он мог, это придать отряду часть своей личной охраны – учить готов тактике борьбы с конными лучниками. Правда, не исключено, что, едва скрывшись с глаз, Асинар тут же откажется от этих новомодных штучек. Или, возможно, кирасиры перейдут на сторону Константина. Или… Впрочем, какой смысл гадать?
Пэдуэй наконец выкроил время для визита к Матасунте. Он твердил себе, что это лишь дань вежливости и установление полезного контакта. Однако в глубине души сознавал, что не хочет уезжать из Равенны, не повидав еще разок обольстительную девицу.
Принцесса встретила его весьма любезно. Она говорила на безупречной латыни, красивым контральто, и ее сильный голос звенел энергией и жизнью:
– Благодарю тебя, блистательный Мартинус, за чудесное спасение от чудовища Виттигиса. Я навеки у тебя в долгу.
– Пустяки, госпожа, – скромно ответил Пэдуэй. – Мне просто посчастливилось вовремя приехать.
– О, не принижай своих достоинств! Я многое о тебе знаю. Лишь настоящий мужчина мог достигнуть подобных успехов. Особенно если учесть, что ты чужеземец, прибывший в Италию всего год назад.
– Другим, возможно, мои дела кажутся настоящим свершением, но, честно говоря, я действую будто помимо собственной воли, принуждаемый обстоятельствами.
– Фаталистический взгляд, Мартинус. Похоже, ты и впрямь язычник. Хотя я
