Поколебавшись, я воровато выскочила из постели, схватила со стола учебник по истории магии и снова запрыгнула под одеяло. Вот так, пожалуй, лучше. Займусь делом, ведь завтра с утра меня ждет зачет.
Дверь в ванную комнату приоткрылась. Я, состряпав самое невозмутимое лицо, затаила дыхание. Мимо прошел Джонатан в темно-коричневом мягком халате. Его волосы были мокрыми и немного взъерошенными. Видно, он подсушил их полотенцем. До меня донесся слабый аромат мыла с нотками сандала, и я с еще большим энтузиазмом уставилась в учебник, но строчки расплывались перед глазами.
— Скучная книга?
— С чего вы взяли?
— Вы держите ее вверх ногами. Я подумал, для того, чтобы интереснее было читать.
Я раздраженно скрипнула зубами и, поморщившись, как от касторки, перевернула учебник.
Вспыхнул свет ночника, стоявшего на тумбочке со стороны Джонатана. Он тоже устроился в постели и раскрыл книгу с едва читаемым, истершимся названием. Как я ни всматривалась, смогла разглядеть только первое слово «Ритуалы». М-да, неудивительно, что о нем ходили пугающие слухи — вряд ли речь о брачных ритуалах.
Вспомнив о весточке из деревни, я с разочарованием покосилась на письменный стол, куда бросила ее, пока раздевалась. Если я хочу заглянуть в послание, придется встать. С одной стороны, совершенно нет желания мелькать перед фиктивным мужем в нижней сорочке. С другой стороны, дома даже летние сарафаны выглядели более провокационными, чем это рубище в пол.
Пока я терзалась нравственными вопросами, Джонатан легко повел рукой. Пальцы так мимолетно вывели руну, что я даже не опознала ее. Конверт на столе дернулся, словно от порыва ветра, и спланировал мне на колени.
Я вскинула бровь. Определенно, от главы Тайной Канцелярии сложно что-то утаить. Если он даже невысказанные вслух желания умеет предугадывать.
— Спасибо.
Он равнодушно кивнул и молча перевернул страницы. Его глаза быстро скользили по строчкам. Казалось, он снова забыл о моем присутствии.
Я пожала плечами и потянулась к письму. Сломав печать, вытащила листок дешевой желтой бумаги и попыталась разобрать скачущий почерк Иона. Из всей семьи он единственный умел читать и писать. Во многом это была заслуга заезжих магов. Некоторые из них обучали детей грамоте. Правда, большинство деревенских мальчишек игнорировали эту ненужную премудрость, но Ион довольно легко ее освоил. Почти освоил.
Я с трудом пробралась сквозь обилие орфографических ошибок, чтобы уловить суть: «родители» счастливы, что я нашла себе щедрого мужа. Мой долг перед ними полностью уплачен, но если я буду так добра, что когда-нибудь возьму к себе в услужение кого-нибудь из младших… Я проскочила эти полные фальшивого самоунижения строки, написанные явно под диктовку, и мазнула глазами по финальному абзацу. Ион спрашивал, все ли у меня хорошо. Пустой конверт показался слишком тяжелым, и я вновь заглянула внутрь. Еще одно письмо? Нет, вместо него меня ждал… одинокий, местами погрызенный леденец. Вряд ли его вложил кто-то из «родителей». В глазах защипало. Не могу сказать, что мы были близки с «братишкой», наверное, поэтому его детская забота тронула меня до слез. Представляю, чего ему стоило оторвать от сердца леденец и отправить мне. В этом было что-то такое искреннее, что сама мысль, будто он сделал это, чтобы «задобрить» меня, казалась кощунственной. В конце концов Ион всегда был порывистым и добрым мальчишкой.
Я бережно вернула письмо в конверт и отложила на тумбочку. Настроение читать учебник окончательно пропало. Впрочем, уснуть я бы тоже не смогла. Покосившись на сосредоточенного Джонатана, не удержалась от вопроса:
— Вы любите книги?
— Да.
В памяти всплыла сцена допроса в кабинете ректора. Тогда он тоже читал.
— Почему?
На лице Джонатана снова промелькнуло страдальческое выражение, которое я стала замечать при попытке вытянуть его на откровенность. Такое чувство, что он боролся с желанием огреть меня подушкой.
— Есть несколько причин, — неохотно отозвался он.
— Например?
Я ничего не могла поделать со вновь вспыхнувшим любопытством. Таинственность и немногословность Джонатана буквально подталкивали меня к расспросам. Подозреваю, что со стороны это выглядело назойливо и даже неприлично.
— Знание — сила. Ее можно найти в книгах. Это первая причина.
Я куснула губу, чтобы не влезть с замечанием о том, что для многих знание — это бремя. Джонатан и так отвечал медленно, будто колебался, и спугнуть его мне не хотелось.
— А вторая?
— Чтение убивает скуку.
— Как во время моего допроса?
По его губам скользнула тонкая улыбка.
— Например, да. Детектив Хопер меня разочаровал. Слушать его было бы пустой тратой времени.
Я хмыкнула, встречаясь с прямым взглядом Джонатана. Его темно-зеленые колдовские глаза смотрели на меня без прежней отстраненности. Несмотря на размеры кровати, он лежал на расстоянии ладони от меня. Откинутое в сторону одеяло не скрывало халат, чуть распахнутый на крепкой груди. Почему-то эта картина заставила смутиться. Впрочем, я все равно успела заметить его скрещенные лодыжки и мускулистые поджарые ноги, видневшиеся в полах халата.
Я моргнула и предпочла уставиться в потолок. Слава богу, до зеркальных потолков здесь пока не додумались!
— Что-нибудь еще? — кашлянув, поинтересовалась я, с трудов вспомнив, о чем вообще шла речь.
Джонатан помолчал и, когда я уже перестала ждать ответа, заговорил вновь:
— Книги — предмет роскоши, хотя благородные рины вряд ли об этом задумываются. Бедняк, выбирая между куском хлеба и книгой, всегда выберет первое. — Он отвернулся. Сердце кольнуло сочувствие. Его профиль на фоне наполовину откинутого балдахина выглядел одиноко и отчужденно. — В детстве я с жадностью проходил мимо книжной лавки — единственной в своем районе. Я не заходил внутрь, потому что хозяин, только завидев меня, гнал прочь. Денег у меня, конечно, не было, и он знал об этом. Я был бы рад просто подержать в руках увесистый том, провести пальцами по кожаному переплету, но мне не позволяли этого сделать.
— Это жестоко, — тихо сказала я и тут же пожалела об этом.
Джонатан вновь замолк. Казалось, мое замечание спугнуло его, как шорох охотника, заставляющий зайца торопливо залечь обратно в нору.
— Простите, я не должна была комментировать, — виновато призналась я. — Иногда я не могу сдержаться. Особенно когда дело касается несправедливости.
— Да, вы довольно импульсивны, — согласился он и обернулся. — Это было понятно уже на болоте. Вы полезли спасать чужого вам человека, рискуя жизнью. О своем даре, как я понимаю, вы тогда не знали.
— Нет, не знала.
— Даже сложно сказать, чего больше в таком поступке: благородства или безрассудства.
Почему его сухие слова вызвали у меня румянец на щеках? В них проскользнул завуалированный комплимент или мне показалось?
— Наверное, это неважно, — сказала я скорее себе, чем Джонатану.
— Возможно, — согласился он и захлопнул книгу, будто подводя итог. — Думаю, уже поздно.
— Да, конечно.
Я тряхнула головой, отгоняя яркую картину, где маленький голодный мальчик заглядывает в
