Так всё и шло. Стук в дверь раздался, когда всё интересное, в смысле торта, уже доедали и я собирался было вспомнить одно срочное дело…
Стук.
Все почему-то вздрогнули, даже я.
– Кто это? – тихо прошептала Катька.
– Это за тобой, – трагическим голосом сказал я. – Собирай манатки! В лунном свете страшной ночью за тобой крадётся он…
– Прекрати! – одёрнула меня мать.
Она даже треснула по столу кулаком, так, слегка. Затем встала и направилась к двери. И уже протянула руку к замку, как вдруг я вспомнил, что в этом нашем новом доме есть забор и есть ворота. Весьма крепкие и серьёзные. А чтобы пройти через ворота, если у тебя нет электронного ключа, надо позвонить в домофон. А в домофон никто не звонил.
– Стоп! – крикнул я. – Подожди! В домофон ведь не звонили!
– И действительно… – Мать остановилась. – Не звонили…
– Ты когда возвращался, дверь забыл закрыть, болван, – сказала Катька. – А доводчик, наверное, не сработал, вот и всё…
Я совершенно точно помнил, что дверь я закрывал и что доводчик сработал нормально. Но сказать об этом уже не успел – матушка щёлкнула замком, и дверь открылась.
За дверью никого не было. Мать отворила дверь пошире, выглянула, повертела головой.
– Никого… – растерянно сказала она. – Видимо, замыкание в звонке… Тут влажность повышенная.
– В дверь не звонили, – напомнил я. – В дверь стучали.
– Наверное, ветер. Выйду, посмотрю…
– Осторожнее, – предостерёг я. – А вдруг там кто прячется?
Мать ещё раз выглянула за дверь и пожала плечами – никого, мол.
– Я тоже хочу поглядеть! – Катька выскочила из-за стола.
– Сиди на месте! – рявкнула на неё мать.
Катька надулась и осталась на месте. Мать закрыла дверь и вернулась за стол.
– Ветер, – повторила она и положила себе на тарелку кусочек торта. – А ты, друг мой, – улыбнулась мне мать, – ты лишён недельных денег.
Я сделал вид, что это известие меня просто уничтожило, хотя на самом деле я не очень сильно расстроился – здесь всё равно эти деньги некуда было тратить. Единственное, что меня раздосадовало, так это то, что Катька сразу же стала корчить мне торжествующие рожи и показывать кукиши. Я хотел было покарать её, не вставая из-за стола, сделать ей хорошую сливу, но мать опередила меня предупреждающим подзатыльником.
Дальше ужин проходил в молчании, я по-быстрому развязался с последним кусочком торта и поднялся в свою комнату.
Комната всё больше начинала мне нравиться. Мало мебели, много места. На всякий случай я отодвинул кровать и посмотрел, не закатилось ли туда что от прежних хозяев. Там ничего не обнаружилось. Ни утыканных иголками кукол, ни похоронных венков, ни даже потайных люков с ножами, куда ночью должна проваливаться всякая нормальная кровать в доме с привидениями. Я посмеялся над своей мнительностью, расстелил постель и собрался уже уснуть, как вдруг мне в голову пришла прекрасная идея. Перед сном я решил отомстить Катьке за её скверное поведение и за отвешенный мне подзатыльник.
Катька валялась на кровати, читала девчоночью книжку и чего-то перерисовывала в альбомчик с собачками.
– Слышь, Кать, – спросил я, – вот у тебя по русскому языку всегда пять было, да?
– Чего надо? – злобно спросила сестра.
– Хочу с тобой проконсультироваться.
Катька сразу оттаяла – она обожала, когда кто-то просил у неё консультации, она сразу же казалась себе такой взрослой и умной.
– Чего тебе там? – спросила Катька уже миролюбиво.
– Спросить хочу – как правильно говорить, «останки» или «остатки»?
Катька задумалась на секунду, а потом сказала:
– Если, допустим, еды, то остатки. А если кто-нибудь умер, то останки. А тебе зачем?
– Да вот помнишь, в дверь за ужином постучали, а никого не было?
– Ну? – Катька насторожилась.
– Это за тобой ведьма приходила, – обречённым голосом сказал я. – Вот я и не хочу дурнем выглядеть, когда твои останки пойду опознавать…
– Свинья! – Катька кинула в меня своей книжкой.
Не попала.
5. Визит
Утром у меня болела голова. Видимо, ночь была слишком душной, а я забыл приоткрыть окно.
Я встал, почистил зубы, умылся и скатился вниз, в столовую.
Общего завтрака в нашей семье заведено не было, каждый завтракал в удобное ему время. Я, например, вообще не завтракал, съедал только сушёный банан для улучшения физической активности. Катька рубала перед школой мюсли, а родители готовили себе салат из питательной морской капусты и яичных белков.
В столовой я обнаружил матушку и Катьку, они разбирали коробки с посудой, осторожно, будто мины обезвреживали.
Я устроился в кресле рядом с холодильником и стал планировать сегодняшний день. Первым делом съем банан. Затем посижу немного, подумаю о жизни. Потом отправлюсь исследовать дом, вчера я успел познакомиться лишь со своей комнатой, гостиной и столовой, а оставались ещё спортзал, зимний сад, чердак и множество других помещений.
Женщины закончили со своей посудой и приступили к приготовлению пищи. Правда, фантазии у них хватило лишь на яичницу с ветчиной, как всегда, и, как всегда, я от неё отказался. Достал из сумки банан и сжевал. Мать посмотрела на меня с неодобрением, она всё боялась, что я этими бананами заработаю себе язву желудка и всю жизнь буду трудиться только на лекарства. Чтобы предотвратить нравоучительную антибанановую беседу, я тоже решил вложить свой вклад в домашнее хозяйство, взял из коробки нож и начал пилить им по точилу, это называлось «выполнять мужскую работу».
Мать и Катька доели глазунью и продолжили обустраивать столовую. Они притащили коробку с фамильным серебряным сервизом и стали его разбирать, разглядывая каждую тарелку и сопровождая всё это восхищёнными вздохами. Коробка быстро опустела, на дне остался лишь большой семейный кофейник. Мать протёрла руки, торжественно опустила их в коробку и осторожно извлекла на свет драгоценность. Мы привычно задержали дыхание, и в установившейся тишине я услышал, как хлопнула входная дверь.
Мать уронила кофейник и посмотрела через дверь кухни в сторону прихожей. Катька тоже.
Я первым оценил ситуацию, сорвался с места и дёрнул в гостиную. Конечно, надо было бы заглянуть к себе в комнату и прихватить бейсбольную биту, но наверх я уже не успел бы. К тому же наверх можно было попасть всё равно только через гостиную.
Дверь действительно была открыта. За порогом стояла женщина лет пятидесяти.
Я запомнил её и помню до сих пор. В самых душных кошмарах, когда я вскакиваю с постели, задыхаясь от ужаса, я вижу её. Костриху. Так её все звали. Дарья Кострова. Местные называли её Кострихой. И всегда произносили её имя шёпотом.
Она не была горбата. У неё не было крючковатого носа с бородавками и длинных пальцев с чёрными когтями. Она не хромала и не перевязывала живот колючей проволокой. И зубы у неё, на удивление белые, будто она чистила их самой современной и дорогой пастой, все были целы. Вообще
