– Ты всё-таки зря выстрелил, – сказал Дэн. – Теперь оно, может быть, ранено…
– Значит, его можно убить. – Жук потряс самострелом. – Значит, оно человек. Во всяком случае, существо… Это маленькая победа – коридор не изменился…
– Жук! Дэн! Давайте всё-таки пойдём!
– Но пусть он всё равно идёт первым. – И Жук сделал приглашающий жест.
Дэн двинулся вперёд. Жук, как всегда, шагал последним. Дэн подобрал сломанную стрелу, понюхал её и бросил на пол. Рядом с обломками стрелы на полу было разлито что-то чёрное.
– Тварь! – крикнул Жук в коридор. – Жди, мы идём!
И мы…
…по лесной дороге. Дорога была вся в колдобинах, в колдобинах стояла вода, плавали чёрные лапчатые жуки, пахло тиной. Я знала, что скоро должна была быть река, но реки всё не было и не было, река лишь угадывалась там, за вершинами угрюмых лапчатых елей. Лес был захламлён и весь зарос тёмным бурьяном, лес окружал меня звуконепроницаемой стеной, но я слышала, что там, у реки, кричат чайки, делящие рыбу.
А потом я почувствовала, что кто-то идёт за мной.
Я оглянулась. Дорога была пуста. Но этот кто-то шёл, я чувствовала это.
Потом на дорогу выбежал Дик. Это был не простой Дик, это не была простая добродушная собака непонятной породы. У этого Дика не было головы. У этого Дика не было головы, но он смотрел на меня и скалил зубы. Как это могло совмещаться, я не знала, но это совмещалось. Шея вертелась туда-сюда, и хвостом он тоже вилял.
Безголовый Дик меня почему-то совсем не испугал. Дик постоял на дороге, а потом убежал в лес. И как только Дик убежал в лес, из-за деревьев сразу же вышел Володька. Он смотрел в мою сторону.
А Володька меня испугал. Он стоял и смотрел, и что-то там у него было с глазами, я не могла увидеть издали. Володька улыбался и махал мне рукой. Звал.
– Иди ко мне, – сказал Володька и снова поманил меня рукой.
Я пошла ему навстречу. Володька махал и махал рукой. И я уже побежала ему навстречу. Потому что Володька звал меня. Это ведь я втравила его в эту историю. Это ведь я сказала ему: «Слабо тебе в школьном подвале переночевать?» Мне было стыдно, я чувствовала себя виноватой.
И я почти уже подошла к нему, как вдруг увидела: Володька стоял и махал мне рукой, а глаз у него не было. Вместо глаз была пустота.
Я остановилась.
– Иди ко мне, – улыбнулся Володька. – Тут хорошо.
Я шагнула назад.
Улыбка сползла с лица Володьки, а глаза потекли чернотою.
– Иди сюда! – уже приказал Володька.
– Ты не он! – крикнула я ему. – Ты не Володька!
Володька улыбнулся, и улыбка у него была зубастой.
– Я лучше, – сказало существо. – Я лучше.
Я побежала. За спиной у меня засмеялись. Тяжёлым сухим смехом, таким не смеются люди.
Я бежала. Бежать было почему-то тяжело, будто я бежала через мёд. Оглядывалась. Володька не отставал. Но он не бежал. Когда я оглядывалась, он просто был за спиной, всё время на одном и том же расстоянии. Я пробовала ускорить свой бег, но ничего не получалось – Володька не отставал. И вдруг лес кончился и я выскочила в поле, огромное пшеничное поле, от края до края горизонта. Я оглянулась. Леса больше не было. Володька стоял в двух шагах от меня, в глазах у него крутилась темнота с красными искрами.
– Иди ко мне, – позвал он.
На меня пахнуло сухой шерстяной гнилью, Володька протянул ко мне руки, я закричала.
Проснулась.
– Чего кричишь? – спросил Жук. – Сон плохой?
– Наоборот, – ответила я. – Самый что ни на есть роскошный.
– О-па! – Жук перевесился через перила и плюнул вниз.
И Дэн тоже перевесился через перила и тоже плюнул вниз. Потом они плюнули вместе, соревнуясь, чей плевок долетит до полу первым. Победил вроде бы Жук, его плевок оказался более тяжёлым. У всех мальчишек есть одна общая черта – они очень любят плеваться. Стоит им оказаться хоть на какой-нибудь высоте, как сразу начинают плевать вниз.
– Я круче, – сказал Жук. – Я даже плююсь круче.
– Зато ты толстый, – ответил беспощадный Дэн.
– Я плотный, – возразил Жук. – Что, теперь вниз попрёмся? Тут этажей восемь…»
Восьмой вечер
– Мне ещё не такое снится, – сказал Корзун. – Вот как только приехали в лагерь, так такая дрянь приснилась, чуть язык во сне не проглотил!
– Там в тексте несостыковка, – заметил Малина. – Вот этот, Жук, стреляет горящей стрелой – и тут же ей, девчонке этой, снится сон. И на лестнице они какой-то уже… Как это получается?
– Там пропуск. – Новенький открыл тетрадь. – Невозможно прочитать. В некоторых местах записи закрашены тушью. А кое-где целые страницы вырваны.
– Почему это? – спросил Малина.
– Я уже говорил – она в кружок литературный ходила. Как в голову придёт, так и писала. Лишние места, наверное, были, вот и сокращала. А переписывать ей нельзя было. Негде. Да и некогда. Поэтому и пропуски. Я хотел переписать, но у меня не получилось ничего.
– Читай так, – сказал Малина. – Чего уж…
– Я вам говорю, – напомнил Корзун. – Мне тут странные сны стали сниться…
– Ничего страшного, это тебя раздатчица в столовой сглазила, – успокоил Малина. – У неё глаз дурной, я сразу заметил. Чёрный такой глаз. Я даже специальный брелок таскаю…
Малина продемонстрировал брелок.
– Этот брелок берёт на себя все сглазы. Его надо носить неделю, а потом сжигать в костре из осиновых веток. Эта раздатчица как брелок увидела, так сразу так улыбнулась и на меня посмотрела…
– Да ты ей просто понравился, – усмехнулся Корзун. – Она на тебя глаз положила…
– Это не смешно, – стал злиться Малина.
В этот вечер снова шёл дождь. Палатка промокла, и кое-где с крыши капала вода. Чтобы всё кругом не залило, вожатые выдали по два ведра на каждое звено. Вода капала в вёдра, и от этого хотелось спать. Чтобы не тянуло в сон, жевали кофе, у Корзуна оказалось с собой много жареных зёрен.
– Это не смешно, – злился Малина. – В этом чёртовом лагере чего только не бывает! В прошлом году двое пошли в лес за земляникой и провалились в яму с плавленым гудроном. Одного так и не успели вытащить – живьём засосало.
– Это потому, что тут раньше госпиталь был. – Корзун хрустел кофе. – А ещё раньше тут тюрьма была. Смертники жили, а там в лесу их расстреливали. Привязывали к деревьям и бах – в голову. Место поганое…
– Кончай врать-то, Корзун. – Малина кинул в Корзуна зерном. – Не было тут ничего такого…
– Я-то знаю, – ухал Корзун. – Я-то знаю…
– Не, еда тут вообще-то какая-то странная… – Малина вертел на пальце брелок. – Я такого мяса никогда не видал…
– Дурила. – Корзун постучал по голове. – Это крольчатина.
– Ага, – усмехнулся Борев. – Крольчатина… Как же…
В тишине слышался лишь хруст разжёвываемых кофейных зёрен. Борев тоже жевал, перемалывал во рту кофейную кашицу,
