— Ну так поехали домой, нам же в одну сторону.
Вышли из 5 корпуса, оживленно вспоминая учебу: — А помнишь, как Мишка Лебедкин подглядывал в нашу раздевалку, а вы его внутрь запихнули? — Ну еще бы не помнить, как он сейчас? — Не очень как, говорят по кривой дорожке пошел, условный срок у него уже есть. — Ну надо ж, родители такие культурные, врачи оба, а туда же… — А помнишь Зинка Банникова нажралась портвейна в колхозе, а мы ее прятали от воспитателей? — А как же. Что там с ней сейчас? — Беременная, говорят на 6 месяце. — А от кого? — Молчит. — Ну ё-моё…
На улице Аня решительно зашагала направо.
— Эй, ты куда? — схватил я ее за рукав.
— Ну так остановка 40-го же там или ты на трамваях ездишь?
— Слушай, дорогая, зачем 40-й, зачем трамвай, когда машина есть?
— Такси что ли, так это дорого.
— Зачем такси, зачем деньги, слушай, такой красивый девушке наоборот доплачивать надо, чтобы рядом посидела, — и я подвел я ее к своей копейке и открыл пассажирскую дверь. — Эх, прокачу.
— Вот ты меня сейчас удивил, Сороколет… откуда у тебя машина?
— Наградная, за подвиг выдали, — скромно сказал я (что вообще-то было недалеко от истины). — Да шучу я, родственник дал покататься до следующего лета, могу документы показать.
— Ладно, без документов верю. А хорошие у тебя родственники, у меня таких нет (где-то я это уже слышал), ну чего стоишь, поехали, эх, прокатимся, — тряхнула она в очередной раз своим хвостом, и добавила, — Карп Савельич, я не верю своему счастью. Да, показал бы машину-то, что там и где?
И пахнет от нее очень приятно… не Шанелью номер 5 конечно, но приятно…
— Вуаля, — открыл я капот, — автомобиль ВАЗ-2101, он же в народе «единичка» или «копейка», в оригинале назывался Фиат-124, двигатель бензиновый карбюраторный 1,2 литра в 65 лошадей, максимальная скорость 140, разгон до 100 км/ч за 20 секунд. Трансмиссия, сама видишь, 4-хступенчатая механическая, извини, коробок-автоматов у нас пока не делают. Заднеприводная. Клиренс… ну дорожный просвет значит…
— Да знаю я, что такое клиренс, давай дальше.
Вот кто бы мог подумать, что первым человеком, кого заинтересовали ТТХ моей копейки, будет одноклассница…
— Даю дальше, клиренс 17 см, нормально по нашим грязям проходит со свистом, объем бензобака 39 литров. Внутри все аскетично, но приемник есть, хороший приемник, венгерский. Объем багажника, — открыл я багажник, — 380 литров, мешков 5 картошки влезет. Хватит или продолжать?
— На первое время достаточно. Заводи, Козлевич.
Разворачиваться не стал, свернул в первый проулок и обратно покатил по параллельной улице имени Лядова (не композитора, партхоздеятеля), а вот слева пролетело здание института НИРФИ, знаменитого тем, что здесь работал… нет, скоро будет работать Боря Немцов, будущий губернатор-реформатор, а затем пламенный оппозиционер и дамский любимец. Речное училище, поворот налево мимо универсама, улица Ульянова (это папаша Ильича, он здесь работал несколько лет), а на ней Олень, кафе, излюбленное местной золотой молодежью.
— Заберем еще одного товарища, ладно? Он тут возле Оленя должен ждать.
— Конечно, а что за товарищ?
— Ты его вряд ли знаешь, Вовчик Малой, наш младший… мушкетер, в соседнем подъезде живет. Поступил в пединститут, какие-то дела щас там решает.
Анюта Буонасье
Вовчика почти не ждали, быстро появился, с удивлением воззрился на Анюту, открыл заднюю дверь, сел.
— Вот, познакомьтесь, это Вова, мой лучший кореш, а это Анюта, мы с ней в одном классе 8 лет учились.
— Красивая… — сходу сказал Вовчик, наморщив лоб, — где-то я тебя видел.
— Да и ты тоже ничего так… — ответила Аня, — я тебя тоже видела, не вспомню где…
— Не напрягайтесь так, друзья, — помог я им, выруливая на улицу Дзержинского, — ты, Вова, ее скорее всего мог увидеть в фильме «Иван Васильевич», она очень похожа на Селезневу в роли Зиночки. А ты, Аня, могла видеть его в «Мелодиях и ритмах зарубежной эстрады», это ж вылитый Бьорн Ульвеус из группы АББА.
— Ну да, наверно, — почти синхронно сказали Аня с Вовой и мы двинулись дальше под хит группы Синяя птица «Там где клен стоит над речной волной, говорили мы о лювиииии с тааабой». Синяя птица вообще в этот и несколько последующих лет была феноменально популярна в СССР, хотя предпосылок к этому было не сказать, чтобы очень много.
Площадь Лядова (вот же повезло Лядову у нас — в народе кстати к этому имени порой добавляют спереди букву Б в связи с тем, что площадь облюбовали для ночных дежурств женщины со сниженной социальной ответственностью), а за ней Окский съезд к Молитовскому мосту… а нет, он же еще Окским пока называется, мост этот, молитвы в Советском Союзе не очень приветствуются. Здесь у нас был… нет, будет… да наверно и был, и будет оползень. Это такое проклятие верхней части нашего города — местность неровная, подземных речек много, через каждые 200 метров в Оку впадают, поэтому мелкие оползни на крутых склонах происходят каждый год, по весне обычно или осенью, а раз в 10 лет — крупные с перекрытием дорог и последующим полугодовым восстановлением разрушенного.
Ну едем дальше, после моста у нас прямо по курсу круглая как блин Комсомольская площадь, в народе Комса.
— А чего это ты там про мушкетеров заикнулся? — вспомнила Анюта.
— Заики заикаются, а я четко говорю, что у нас во дворе организована рабочая группа под условным названием «Мушкетеры», Вовчик вон у нас Арамис, я Д’Артаньян. Атос с Портосом тоже имеются…
— Все в игрушки играете? — грустно спросила Аня.
— Какие еще игрушки? — вступился обиженный Вова, — у нас все исключительно по серьезке — дом под нашим управлением со вчерашнего дня, клуб под девятым подъездом с бильярдом и спортзалом тоже отжали, там у нас штаб теперь. Райком в курсе и почти что уже дал добро на такой эксперимент. Приходи, все покажем, все расскажем, может вольешься в наш дружный коллектив…
— А что, и приду, все равно до понедельника делать нечего.
— И еще у нас начала работать секция по китайской гимнастике, по утрам на стадионе собираемся, — продолжил я, — тоже можешь присоединиться.
— Ладно, подумаю.
А мы тем временем одолели проспект Ленина и ехали уже в районе Автозаводского ПКО.
— Ты же на Лескова где-то