Собрался уже уходить, но в последний момент заметил скромный листочек, прикрепленный сбоку, там было написано «Сергея Сорокалета просят зайти в деканат». Раз просят, надо зайти конечно…

В деканате тоже было пусто и пыльно, в дальней комнате только кто-то сидел. Зашел туда, представился, дама в очках (видимо ученый секретарь) отложила в сторону толстый синенький журнал (Новый мир что ли?) и потом долго вспоминала, зачем меня звали, наконец вспомнила:

— А, так ты значит тот самый Сороколет?

Ну ёкорный бабай, мне этот вопрос теперь постоянно что ли задавать будут? Откуда я знаю, тот я или этот?

— Ну наверно тот, — осторожно ответил я.

— На тебя тут вот что пришло, полюбуйся, — и она дала мне сиреневый листок.

Я мысленно похолодел, неужто председатель колхоза на меня телегу прислал? Но это была не председателева телега, а совсем даже копия указа Президиума Верховного Совета СССР о награждении меня медалью за спасение утопающих — председатель Подгорный, секретарь Георгадзе, подписи, печать, все чин-чинарем.

— Ты что, спас что ли кого? — спросила секретарь.

— Ага, было дело, — отвечал я уклончиво, — а сама-то медаль где?

— Не приехала еще, вот как раз к началу учебы подвезут, тогда и проведем церемонию. Да, а чего ты не в колхозе?

— Отпустили на неделю раньше за ударный труд. И за примерное поведение (да уж, примерное — с поножовщиной и повиловщиной, если так можно выразиться).

— Да, и еще вспомнила вот что — зайди-ка ты в комитет комсомола, у них тоже что-то к тебе есть.

— И где у нас комитет комсомола?

— В первом аппендиксе последняя дверь, — сонно ответила секретарь и погрузилась в чтение Нового мира.

Пошел искать аппендикс, ладно, что не прямую кишку… Интуитивно догадался, что аппендикс это ответвление от основного коридора, зашел — действительно угадал, вот он, комитет.

Внутри тоже было пустовато и грязновато, только за столом в углу сидел какой-то долговязый паренек.

— Здрасть, — поздоровался я с ним, — Сергей Сороколет меня зовут, в деканате сказали, что у вас какое-то дело ко мне.

— Ну здорово, Сороколет, Виталий Козлов, можно просто Виталя, секретарь комсомола факультета — пожал мне руку паренек и не удержался от остроты, — сорок лет живешь без бед, да?

— Пока что 17, - ответил я, разглядывая плакаты на стенах. Сороколет-то это еще ладно, а вот тебе, парень, конкретно не повезло с фамилией, как уж там говорят… козлов много, а Козлов один.

— Про тебя тут уже легенды ходят… — тут я насторожился, неужто история с Иркой и Антохой выплыла? — как ты там сложные механизмы одним пальцем чинил и на своей машине ездил… — ну слава богу, не всплыла.

— Ну было что-то такое, да…

— И еще тебя, говорят, медалью будут награждать скоро.

— Раз говорят, наверно правда, — осторожно отвечал я.

— Короче вот какое дело, Сергей, есть мнение, — и он показал пальцем вверх (я автоматически поглядел туда — там был подвесной потолок, над ним видимо чердак, а дальше синее небо, вот интересно, что из этого имело мнение насчет меня?) — выдвинуть тебя в комсомольские секретари группы. Для начала.

— Если ты думаешь, что я откажусь, то зря. Согласен, — коротко ответил я, — когда приступать?

— Вот в понедельник и приступишь, заходи сюда после занятий, я все растолкую.

Я хотел спросить, а как же собрание, комсорга же выбирать вроде надо, но плюнул, и сказал только: — Заметано. Ну я побежал?

И я побежал. Пробегая мимо 3 этажа, там кораблестроители обитали, заметил в дверном проеме возле расписания очень красивую девушку, ну прям вот очень-очень. Рубашка белая, коротенькая юбка черная, туфли на небольшом каблуке опять белые, домино. Фигура очень гармоничная, пепельные волосы забраны в хвост и скреплены чуть ли не аптекарской резинкой. Со спины прямо вот вдоль и поперек сексуальная, интересно, как там в других проекциях. И тут она повернулась боком и я обомлел от неожиданности.

— Анька, ты что ли?

Анюта Васильевна я

— Сергуня? — ответила она, обернувшись наконец ко мне передом. С этой стороны тоже неплохо, подумал я… да что там неплохо, шикарно.

— Так, цэ я…

Мы с ней учились в одной школе и как бы не на одной парте до 8 класса, а потом я ушел в более углубленное заведение и 2 года ее не видел. Ну надо ж, как жизнь меняет людей, два-то года назад Аня была не то чтобы совсем серой мышкой, но в призовую тройку классных красавиц явно не проходила.

— А почему на украинском?

— Когда волнуюсь, автоматом перехожу на ридну волынску мову. Ты тут какими судьбами-то, учиться будешь?

Глаза зеленые и очень большие, нос чуть вздернут, остатки веснушек на щеках, раньше их много было.

— Угу, на корфак поступила. А ты чего здесь?

— Тоже учиться буду, рядом с тобой, вон там, — и я ткнул пальцем в потолок. — Слушай, повернись еще раз вокруг оси, а?

— Зачем?

— Хочу посмотреть на тебя в динамике.

— Да пожалуйста, — и она крутанулась на одной ноге, хвост при этом просвистел мимо меня как вертолетная лопасть. — Ну как?

— Ваще отпад. А пройдись к окну пару метров и назад?

— Да пожалуйста, — и она прогулялась танцующей походкой к окну и назад. — Что, нравлюсь?

— Не то слово…

— Теперь твоя очередь.

— Какая очередь?

— Ну в динамике себя показать, не все же мне одной отдуваться.

— А, в этом смысле… да пожалуйста, подержи, — сунул я ей в руки папку с бумагами. А потом продемонстрировал 3–4 каты из тайцзинного набора, побыстрее конечно, чем обычно.

— Это что такое было?

— Китайская народная гимнастика. А вот кстати, тебе говорили, что ты похожа на Наталью Селезневу в Иване Васильевиче?

— Угу, было такое. Вот смотрит — ты на мне дыру сейчас протрешь!

И чувство юмора на месте.

— Ну как же мне не смотреть, если боярыня красотою лепа, червлена губами и бровьми союзна!

— Так чего тебе еще надо, хороняка?

— Ничего не надо, ваше сиятельство, — засмеялись мы одновременно. — Я тоже этот фильм очень люблю, снято на совесть, на века. Ты тут дела закончила?

— Да,