- Неужели? Ты поэтому с тортом пришла и возле двери застыла, как малолетка стеснительная?
Черт. Ну, как же он меня раздражает.
- Ты меня бесишь.
- А ты красивая, – хрипло произносит он, выхватывая из моих рук коробку. – Особенно когда бесишься.
Эй, куда он пошел?
Вернись, верзила. Удобно же стояли.
Хотя вон она дверь, и я смогу прямо сейчас уйти. Сесть в машину, доехать до Санты, поздравить медведя с будущим пополнением. Я могу все это сделать. Больше ведь никто не держит.
Стоп!
Как я могу оставить свою шарлотку с Мартыновым?
Не-е-ет, булка с яблоками, я тебя не брошу. Шевченко не такие.
- Раздевайся, – говорит Демьян, когда я нахожу его сидящим за кухонным столом.
- Обалдел?
- В этой квартире есть дресс-код. Уважай мои правила. Если говорю, что надо ходить голой, значит, надо.
- Да пошел ты, – рычу, показывая гаду маникюр на среднем пальце, и уже почти развернулась, чтобы дверью громко хлопнуть, как он продолжил:
- Куда? За тачкой на штрафстоянку? Так не надо, уже сходил.
Да как он узнал-то?
Брррр.
Пришлось развернуться.
- Надеюсь, ее поцарапали, пока везли.
- У-у-у, тогда бы ты одним раздеванием не отделалась.
Блин. Блин. Блин. Почему его угроза звучит так… мило.
Вот что значит сутки быть вдали от ведьмы. Милая чушь мерещится.
- Забудь, Мартынов. Ты скорее ад увидишь, чем мой домашний стриптиз на этих квадратах.
- Не зарекайся.
- А ты не беси.
- Не могу. Может, мне жизненно необходимо видеть тебя такой?
- Тогда не надейся получить пенсионное. Не доживешь.
Это не просто накал, я своими глазами искры между нами видела.
- Будешь скучать по мне.
- Наивность – для дураков, – тут же отвечаю ему, волосы поправляя.
- Чай хочешь?
Чего?
Я только начала выигрывать в этом батле. Какого фига он на нем жирную точку поставил?
- Хочу!
Черт. Собралась с дьяволом чаи распивать.
Выдыхаю и к стулу двигаю, тут же запрыгивая на него, поправляя подол короткого сарафана. Ну, как поправляю. Скорее, заставляю парня на ноги мои внимание обратить. Без понятия, зачем я быка дразню, но уж очень захотелось посмотреть, как он тяжело сглатывает, а затем идет к шкафу и возвращается с длинным ножом.
- Это в честь извинений за мою машину?
- Не-а. Подумала, что когда ты станешь толстым, то перестанешь быть таким гадом высокомерным, – улыбаюсь и беру в руки бутылку с водой. Простите, почки. Но последнее время меня жажда мучает.
- Сама сделала? – удивляется парень, открывая коробку и тут же отправляя в рот ароматный кусочек.
Я не успеваю и сказать, мол, нужен ты мне, чтобы я для тебя старалась, как он выплевывает все, что запихнул:
- Какая гадость. Теперь верю, что сама. А-а-а-а.
Чего он пляшет и руками возле рта машет?
- Офигел? Да я…
Тянусь по столу и тяну на себя коробку с шарлоткой, откусывая.
Вообще, я тетю Зою всегда считала великим кондитером и своим человеком. До сегодняшнего дня.
Черт.
Как горит-то. Будто я ведро васаби проглотила и табаско сверху запила. Ей-богу, слезы по щекам потекли. Если бы не тушь водостойкая, то я тут же превратилась бы в панду.
Может, этот пирог был специально для Гаргамеля? Да какой там. Она мучное не ест.
Вода. Точно. Вода поможет.
Смотрю, а Мартынов уже бутылку мою себе захапал. Других на столе нет, а я сейчас не в том настроении, чтобы по чужим холодильникам шнырять.
- Отдай. Это мое.
- Вообще-то мое.
- Мартынов! – цепляюсь за пластик и на себя тяну.
- Шевченко! – не отдает.
Но я же сильная. Один рывок, другой, уже оба танцуем на одном месте, а потом отскакиваем друг от друга, когда кто-то из нас давит на бутылку так, что все ее содержимое летит в разные стороны. Ну, как в разные. На меня.
Идиотка. Вот кто я. Додумалась же в белом приехать. Теперь приходится руками прикрывать все, что просвечивается.
Гадство. Хорошо еще, что я не из отряда стесняшек. Не то бы от стыда уже сгорела.
Зато Мартынов...
Озабоченный Мартынов - повеселел.
- Может, еще по кусочку? Готов съесть все, только на брудершафт.
Торжественно клянусь: я больше никогда не буду приходить к Мартынову в гости без сменной одежды.
- Ты знаешь, где моя комната. – Демьян еще раз обводит глазами мокрые пятна на моей одежде и удовлетворенно выдыхает. – Проводить?
«Если только до морга», - думаю я, а вслух говорю:
- Не заблужусь.
Сделав шаг назад, я тут же двигаюсь по знакомому маршруту к уже почти родному шкафу. Если так и дальше будет продолжаться, то придется просить Мартынова выделить мне свободную полочку. Не буду же я вечно тырить его рубашки и расхаживать в них как в своих.
Хотя, на мой взгляд, мне они идут больше.
Стянув с себя сарафан и кинув его на край кровати, открываю шкаф и вытягиваю оттуда первую попавшуюся футболку. Я – за разнообразие. Даже в воровстве. Мартыновская рубаха у меня уже есть, пришла очередь для нового трофея.
Блин, как же во рту все горит.
Либо тетя Зоя - шпионка Гаргамеля и все время прикидывалась добренькой, а на самом деле люто меня ненавидела, либо… Зачем гадать, если можно узнать, на кой черт она решила яблочный пирог перцем посыпать.
На звонок она отвечает после второго гудка:
- Уже попробовали, да?
И смеется так ехидненько. Бр-р-р.
- Теть Зой, что за дела? Отравить меня вздумали?
- Бог с тобой, Оливка. Как ты так подумать могла? Да и от перца не умирают.
- От количества зависит. Судя по тому, как мой язык пламенеет, вы не поскупились на приправку.
- Горько?
- Нет, блин, сладко, – тихо рычу, футболку одной рукой разворачивая.
- А должно быть горько, – и опять этот смех. Да сколько можно? Стоп!
- Какое еще горько? Теть Зой, вот совсем не смешно. Я-то думала…
- Я ж людей насквозь вижу, деточка. Да тут и смотреть внимательно не надо, чтобы мысли твои прочитать. А горько, оно и в Африке горько. Эх, дожила до того момента, когда наша Оливка…
- Так, а меня зачем подставили? – перебиваю ее, усаживаясь на кровать. – Вы хоть представляете, как я…
- Облажалась? Или как молодежь это называет? Чтобы ты не врала, что пирог мой сама приготовила.
- Я и не собиралась.
- Конечно-конечно. И в муке ты обвалялась, потому что она для кожи полезна. Мне-то не рассказывай, сама так однажды делала. А он меня заставил при нем мастер-класс по лепке вареников показывать. Пришлось за один вечер научиться готовить. Вот тебе я такого не пожелаю. Так, а теперь не болтай, а беги к принцу своему и молоком его отпаивай. А то горько ему там.
В течение нескольких секунд я прислушиваюсь к шороху за дверью, а потом вспоминаю про телефон возле