Я поразмыслил над ее словами, не зная, что сказать и как ее успокоить.
Королева посмотрела на меня.
– Знаю, ты сочтешь это странным, но мы с отцом продолжаем строить теории, разочарованные тем, что у нас нет никакого руководства по обращению с магией.
– Ничего странного, Изольда, – ответил я.
Она опустила голову, погрузившись в свои мысли.
– Мясник выложил нам все, кроме того, куда ушел Деклан сегодня утром. Он утверждает, что не знает, где находится следующее убежище принца, но к нему на склад приехал фургон, чтобы перевезти Ланнонов. И хотя я ничего так не желаю, как бить и пытать этого мерзавца… я не стану существом, подобным тому, от кого стараюсь очистить этот замок.
Я молчал, потому что, если бы она спросила моего совета в этот момент, я сказал бы, что мясника нужно бить, пока он не заговорит. С трудом верилось, что у меня могло зародиться подобное желание, поскольку я вырос в Валении, где правосудие всегда взвешенно и несет ответственность за свои решения.
– Думал ли ты когда-нибудь, – дрожащим голосом начала Изольда, – почему ты, я и Люк выжили, хотя должны были погибнуть и нашим костям следовало бы лежать в траве с нашими сестрами и матерями?
По ее щекам побежали слезы, когда она продолжила:
– Ненавидел ли ты когда-нибудь себя за то, что вырос в Валении, что о тебе заботились и любили, ты жил в безопасности, в блаженном неведении о том, что наши люди живут в страхе и с ними жестоко обращаются? Что, пока я спала в теплой и безопасной постели, эти девушки сидели в цепях и каждую ночь подвергались бесчестию? Что, пока я сетовала на то, что меня учат читать, писать и обращаться с мечом, эти девушки боялись вымолвить лишнее слово из страха быть побитыми и покалеченными?
Изольда вытерла слезы, волосы упали ей на лицо.
– Я не заслуживаю быть королевой. Не заслуживаю сидеть на троне, когда понятия не имею, что вытерпели эти люди. Я не должна была пережить тот темный день.
Я мягко взял ее за плечи и развернул лицом к себе.
– В моей жизни был момент, когда я думал, что никогда не пересеку пролив, останусь в Валении и буду притворяться, что я – Картье Эварист, господин Науки, что не было никакого народа, как и Дома Морганов, матери и сестры, похороненных на северных лугах.
Я замолчал, потому что ненавидел в этот момент себя, не желавшего признавать, что пытался жить как ни в чем не бывало.
– Но я этого не сделал. И ты не сделала. Мы собрали те скудные силы, что у нас были, пересекли пролив и вернули эту землю. Мы сражались и проливали кровь. Да, я тоже был невежественным и наивным. До сегодняшнего дня, когда я нашел этих девушек, я не понимал, какие мрачные и порочные дела здесь творились. И если сейчас ты и я отступим, если решим, что можем выйти из этой борьбы, то еще больше девочек заберут от родных и закуют в цепи и еще больше мальчиков воспитают жестокими.
Наконец она поймала мой взгляд.
– Ты и я должны идти дальше, вперед, – прошептал я. – Мы должны продолжать искоренять тьму и порок и заменять их добром и светом. На это уйдет время. От нас, Изольда, потребуется посвятить этой цели наши сердца, и мы будем служить ей до последнего вздоха. Но мы не должны жалеть о том, что не мертвы. Не должны желать себе иной участи взамен той, что уготовили нам святые или боги.
Она закрыла глаза, и мне оставалось только гадать, проклинает ли она меня мысленно или же соглашается со мной. Но когда она опять подняла голову, в ее глазах горел другой свет, словно мои слова возродили ее.
Я ушел в тепло замка, оставив Изольду возносить звездам молитвы. Я знал, что мне предстоит еще одна бессонная ночь: корпеть над учетными книгами Ланнонов, отчаянно выискивая следующее порочное место, которое могло бы привлечь Деклана.
Прошло еще два дня поисков и охоты, которые не принесли результатов.
Мы отследили передвижения фургона и проверили целителей в поисках Фечина. Но все пути заканчивались тупиком.
И каждый проходящий день давал Деклану возможность собирать свои силы.
Изольде не оставалось ничего иного, как начать аресты. Всех отмеченных полумесяцем бросали в застенок, чтобы допрашивать и держать в заключении до тех пор, пока не найдется Деклан.
Когда в темницу вошел Люк, я вел такой допрос с одним содержателем таверны, который упорно отказывался отвечать.
– Быстро, Морган. Ты нам нужен на совещании.
Я передал бумагу и перо одному из людей Берка для продолжения допроса, а сам пошел за Люком вверх по винтовой лестнице. Я обратил внимание, что брат Бриенны необычайно спешит, его волосы торчат в разные стороны, как будто он расчесывал их пальцами.
– У нас появилась зацепка? – спросил я, стараясь не отставать.
– Лакей Шона Аллены получил еще одно письмо. Скорей, сюда.
Люк открыл дверь в кабинет, где все уже собрались и в центре стола горели свечи.
Когда Шон поднял голову, меня поразила его странная бледность. Я решил, что это из-за огня свечей и игры теней на его лице. Но тут я увидел, что Журден закрыл лицо руками, будто утратил решимость.
Я испугался, что нашли тела Эвана и Килы.
Я посмотрел прямо на Изольду, которая стояла как статуя.
– Что случилось? – требовательно спросил я. – Что-то с детьми?
Лорд Берк просто протянул мне письмо.
«Все прошло как по маслу, но планы изменились. Этой осенью мы не поедем, куда собирались, а вместо этого погостим у Розали. Пришлите побольше вина и хлеба».
Я пожал плечами и перечитал.
– Хорошо. Но почему это всех вас так расстроило?
Журден по-прежнему не шевелился, поэтому я посмотрел на Люка, но он стоял ко мне спиной, глядя на стену. Даже Изольда отводила от меня глаза, как и ее отец. Лорд Берк осторожно забрал письмо из моих онемевших пальцев, и у меня не было иного выбора, как обратиться к Шону Аллене.
– Шон!
– Я думал, вы знаете, – хрипло произнес он.
– Что знаю? – рявкнул я.
– Кто такая Розали.
Я принялся мысленно перебирать имена и лица людей, которых знал в Валении. Потому что Розали – валенийское имя. В конце концов я с досадой развел руками.
– Понятия не имею. Кто это?
Сводный брат Бриенны посмотрел на Мак-Квина, который по-прежнему не шевелился. Медленно, словно боясь меня, Шон встретился со мной взглядом и прошептал:
– Розали звали мать Бриенны.
В первый момент я хотел это отрицать – Аллена ничего не знает, но потом понял,