Семён покачал головой:
– Ты не проиграл. Нам помешали завершить поединок. Это несправедливо.
– Но победа и без того была твоей.
– Всё могло измениться в любой момент. Одна удачная атака, один хороший удар… Ты же знаешь.
– Да, – подумав, согласился Мавридий. – Тем более ты давал мне такую возможность.
Он даже улыбнулся, обнажив клыки. Получилось довольно зловеще.
– Вот оклемаешься, встанешь на ноги, тогда и попробуем снова, без посторонних. Согласен?
Минотец помолчал, внимательно разглядывая человека.
– Странно, – пробасил наконец.
– Что ж тут странного?
– Я считал тебя существом без чести. Всё удивлялся, почему не добиваешь, когда валил меня с ног. И кентарцев принял за твою подмогу. А на деле вон как вышло.
– Интересно. Откуда столь дурные мысли?
Бычья морда отвернулась к стене. Семён видел только вздутые вены на мощной шее, крутую скулу и подрагивающее ухо.
– Великая Наяда… – послышался глухой, отражённый от стены голос. Казалось, минотец говорит через силу. – Она сказала, что ты её предал. А разве можно предавать Создателя?
Он резко повернулся, впившись в Семёна пронзительным взглядом.
– Скажи, Лис… Поклянись тем благородством, которое, как я вижу, ещё осталось в тебе. Ты служил у Великой Наяды?
– Да, – медленно кивнул землянин, сглатывая ком. При воспоминании о Хозяйке горло перехватило спазмом и голос предательски задрожал. – Да, Мавридий. Она сама забрала меня с моей родной планеты, сделала Вождём своей армии. Ей тогда предстояла битва с Хароном, другим Создателем. Он прилетел. Я вышел во главе армии Наяды против армии Харона, как мне и было велено. Ту армию вёл минотец, которого все называли Костоломом.
– Это был Претор. Старейшины много рассказывали о нём. Живая легенда… Подожди, так это был он? Хозяйка показывала мне… А я даже не понял, что вижу самого Претора!
В бычьих глазах Мавридия вспыхнуло нечто похожее на восхищение, но сразу погасло. Вспомнил, наверное, что его кумира уже нет в живых.
– Да, я убил Костолома, – вынужден был признать землянин. – Создатели велели нам биться один на один, без оружия и доспехов, используя только свои умения. В общем, сам не знаю, как получилось, но я победил. Создал из воздуха клинок и воткнул Костолому в глаз.
– Теперь понимаю, почему я не мог тебя одолеть, – покачал головой минотец. – Если ты с Претором справился, куда уж мне!
– Ну, не знаю. – Семён вздохнул. – Я тогда только-только прошёл активацию. Толком в своих способностях ещё не разобрался. Всего несколько дней на тренировку было. А тут сразу бой… Короче, несправедливость и в самом деле имела место. Подозреваю, что активирован я был на ступень выше, чем твой Претор.
– Невозможно. – Рогатая голова на приподнятом конце кровати мотнулась из стороны в сторону. – Вождей выше второго уровня не активируют. Есть правила…
– Знаю. Меня тоже активировали до второй ступени, но так уж получилось, что к Наяде я попал уже с первым уровнем. Сам, правда, об этом даже не догадывался.
– Кто мог тебя активировать?
– Похоже, я сам. Один продвинутый кибермозг поведал, что иногда подобное случается с биоргами, особенно моего вида.
– Хочешь сказать, что Великая Наяда этого не распознала? – скептически скривился Мавридий.
Лис развёл руками:
– Выходит, что нет. А может, просто не придала значения. Вообще-то со мной всё время занимался её Вербовщик по имени Пак.
– А, сбитень. Помню.
– Оба раза он меня и активировал, после чего мы тренировались.
– Да что этот коротышка может! – Минотец опять скривил недовольную мину.
– Не важно. Я сам учился управлять своими способностями. Что успел освоить, с тем и вышел на Ристалище. Вот и вся правда. Хочешь, осуждай меня за это. Но если бы я не убил Костолома, то сам бы там лёг. Мёртвым лёг, понимаешь?
Едва заметно кивнув, Мавридий с долей торжественности произнёс:
– Это была честная схватка, Лис. Ты не бил в спину, не притворялся, не убегал. Встретил соперника лицом к лицу, как и подобает. Не твоя вина, что у вас оказались разные уровни активации. Мы ведь недавно рубили куда более слабых врагов, не так ли? Лучше расскажи, что было потом. Если Великая Наяда выиграла тот бой, то почему считает тебя предателем?
– Не знаю…
Слова минотца больно резанули по сердцу. От мыслей о Наяде стало только хуже. Иногда и приятные воспоминания могут ранить. Землянин жадно хватанул воздух и заговорил взахлёб, словно пытался выплеснуть из себя эти воспоминания и навсегда о них забыть:
– После отъезда Харона мы вместе праздновали победу. Всё было хорошо. А потом… Эх! – Лис уронил голову. Его речь превратилась в глухое бормотание и становилась всё неразборчивее. Однако Мавридий прекрасно улавливал чувства и мысли землянина, с этих мгновений пошедшие, казалось, вразнос. – Она сказала, чтобы я летел с Паком и остался на Ламкаре. Ничего толком не объяснила. Я не придал этому значения. Думал, что просто сопровождаю Вербовщика, который должен провернуть на планете какие-то свои дела… Мы прибыли на станцию, он велел идти в шлюз. «Хозяйка прощается с тобой», – были его последние слова. Двери закрылись. Он остался снаружи. Я всё не верил, что меня бросили. Оставили совсем одного в незнакомом, чужом для меня месте. И подумать не мог, что никогда больше не увижу Наяду, не вернусь во Дворец. Она стояла у меня перед глазами, как живая. Так и хотелось прикоснуться к ней. Даже не заметил, как очутился в зале ожидания… Это я сам его так назвал. Уж очень похож. Там встретил двух киборгов – Тита с Ликой. Они немного отвлекли, заставили соображать, а то совсем крышу сносить начало. С ними потом и отправился в Рудную Корпорацию. Попутно выяснилось, что на станции один ушлый эльф покопался в базе данных, изменив мой статус на киборга. Представляешь? Я в одночасье стал неодушевлённым предметом. Хотя, если честно, души в себе я тогда и вправду не ощущал. А дальше пошло-поехало. События цеплялись одно за другое. Прям круговорот какой-то. Подготовка к походу, киборги в моём подчинении, караван, драки, Город, опять драки… – Семён вздохнул с надрывом и обхватил голову руками. – Господи, как же осточертело-то всё!
Минотец предпочёл отмолчаться, хотя уже не различал внятных мыслей Лиса, слившихся в единый тоскливый вой. Хотелось выть вместе с ним. Даже стены в палате потускнели.
С жалостью глядя на раскачивающегося биорга, Мавридий думал о своём. Пора уже признаться себе, что здесь, на Ламкаре, он тоже тосковал по Наяде, как ни по одной из женщин. В который раз он задавался вопросом: вправе ли минотец любить Создателя? И опять приходил к выводу, что никому это не запрещено.
