III

Санкт-Петербург

Клиника Бехтерева, отделение интегративной фармакопсихотерапии психических расстройств

26 декабря 2017 года

11:35

– Это было в седьмом классе, зимой, после новогодних каникул. Лидеров в классе было трое. Ну, знаете, такие сопливые альфа-самцы, которые хотят показать всем, какие они крутые, а вокруг крутятся подпевалы и мелкие ссыкуны. Именно вот такие мелкие ссыкуны – самые жестокие. Они любят пнуть исподтишка, плюнуть – но только если рядом лидер. Как собачья стая.

Хромов заметил, что Поплавский заметно поправился: появились щёки, лицо уже не такое бледное. Кормят здесь хоть и противно, но сытно. Хочет спать – это хорошо, значит, таблетки действуют.

– И вот на перемене после первого урока мы столкнулись в коридоре перед лестницей – один из этих троих, высокий, прыщавый, и еще пара подпевал обступили меня и не давали пройти. Топтались по ногам, задирали, толкали плечом. Я как сейчас помню: «Чо, борзый? Чо смотришь так на меня?» Я оттолкнул одного в сторону и прошёл вперёд, и те, кто оказался сзади, стали тянуть меня за рюкзак. И тут на меня нашло…

Поплавский сжал зубы, сглотнул слюну.

– Я схватил этого прыщавого, который был главным, за грудки, припечатал к стенке, дал ему кулаком по морде и толкнул вниз, по лестнице. А ещё одного ударил ногой ниже колена, он согнулся пополам, я взял его за волосы и пнул так, что он тоже покатился по лестнице. Третий сам убежал. Никто ничего не сломал, только ушибы. Но – тут же вызов к директору, родители в школу… «Ваш сын провоцирует других учеников». «Ваш сын не уживается в коллективе». «Ваш сын не может решить проблемы мирно и сразу пускает в ход кулаки». Твари.

– Вы хорошо запомнили этот эпизод.

– Ещё бы не запомнил! Но знаете, что случилось потом, через много лет, когда я уже работал? Я узнал, что тот долговязый и прыщавый подсел на героин и сдох от передоза.

– Вы были рады этому?

– Очень. – Он улыбнулся. – Ублюдок получил то, чего заслуживал. Жизнь расставила всё по местам.

– Тем не менее вы всё равно не чувствуете удовлетворения?

– Да. Я хочу, чтобы все они горели в аду. Все: и они, и их родители, и учителя, и директор. Все.

Он немного помолчал, крепко поджав губы, а потом продолжил:

– Но я больше не хочу об этом говорить. Красивую ёлку в холле поставили.

– Как скажете. Ёлка… да, мне тоже нравится. Тогда давайте перейдём к делу. Как себя чувствуете?

– Всё время хочу спать.

– Это хорошо, – сказал Поплавский, откинувшись на спинку кресла и рассматривая Поплавского. – А по вечерам как? Мыслеобразы приходят?

Поплавский покачал головой.

– Она не разговаривала со мной с тех пор, как меня сюда положили.

– Вот как. Что бы это могло значить?

– Я очень странно себя чувствую. Мне не хватает этого.

– Вы по-прежнему уверены, что она реальна?

– Разумеется. Слушайте… – Он оглянулся по сторонам, провёл рукой по волосам. – Мне очень-очень плохо.

Хромов нахмурился, отложил в сторону ручку.

– Отчего?

– Я плохо чувствую себя от этих таблеток. Я как будто в полусне, чувствую себя ходячим трупом. Я ничего не хочу, ни о чём не думаю, как будто у меня взяли и вытащили мозг из головы. А ещё у меня очень быстро меняется настроение, вот даже сейчас – пару минут назад я был бодрым, а сейчас как будто размазало по этому дивану. Вчера навещали родители, а я с ними даже говорить толком не мог. И я беспокоюсь за неё. Она молчит. С ней могло что-то случиться, и чёрт знает что, ведь она так далеко, и она молчит, а я ничего не знаю…

– Стоп, стоп.

Хромову показалось, что он бьётся головой о стену. Трудный пациент. Действительно трудный.

– Слушайте… – продолжил он. – А почему вы вообще так переживаете за какое-то существо с другой планеты? Какое отношение она к вам имеет? Вы её даже не видели. Она – не ваш друг, не ваш родственник, не ваша девушка…

– У меня нет девушки.

– Тем более. Хорошо, допустим, есть отличная от нуля вероятность, что она реальна. Всегда есть отличная от нуля вероятность, верно?

Поплавский кивнул.

– И тем не менее представим, что это так: какое вам дело до неё? Это происходит в другом мире. Вы не сможете вмешаться, не сможете помочь. Происходящее там, – он указал пальцем в потолок, – никак не отразится на вашей жизни здесь, – он опустил палец вниз.

– Это верно, – сказал Поплавский, и Хромов заметил, что его голос становился медленным и тягучим, будто он пытался скрыть дрожь.

– Тогда почему вам это так важно?

Поплавский замолчал, посмотрел на Хромова часто моргающими глазами, быстро облизал губы, потом отвернулся и, не глядя в глаза, ответил:

– Я люблю её.

Если бы у Хромова сейчас был в руке пистолет, он застрелился бы, не раздумывая.

– Так.

Больше он не мог ничего ответить.

– Так, – повторил он.

Доктор в деталях представил, как подносит невидимый пистолет к своему виску и нажимает спусковой крючок. Поплавский смотрел на него стеклянными глазами, чуть поблескивающими на свету: кажется, ещё немного, и он заплачет.

Пора зайти с козырей.

– Очень хорошо, что вы об этом сказали, – заговорил Хромов. – Серьёзно, это очень хорошо, и вы молодец. Но скажите, зачем любить того, кого не существует?

Поплавский улыбнулся и хмыкнул, и теперь Хромов увидел, как по его щекам катятся слёзы.

– Вы совсем дураки тут все, – сказал он медленно, тихо, дрожащим голосом. – А когда вы любите реального человека, вы любите его или образ, который придумали себе?

– Здоровый человек любит реального человека. Иначе любовь очень быстро становится страданием.

– Любовь может быть другой?

– Может.

– Вы любите свою жену и дочь?

– Да.

– Я вам не верю. Давным-давно вы придумали себе образ и полюбили его. А потом образ рассыпался, а от человека никуда не деться.

– А ваш образ не исчезнет?

– Нет.

– Но ведь он уже исчез.

– Вернётся.

– Это будет зависеть от того, насколько успешно подействует лечение. Слушайте, вы ведь прекрасно осознаёте, что выдумали её. Вы знаете, что такое тульпа?

– Знаю. Это не делает её несуществующей.

– В каком-то смысле, может быть, и да…

Хромов устал спорить. Разговор вдруг показался ему настолько тупым и бессмысленным, что проще будет прекратить его.

– Эдуард, давайте на сегодня закончим, если вы