Она крепче обняла себя за плечи. В просторной библиотеке было прохладно, но холод в душе Эсме словно шел изнутри. Как будто она начала превращаться в лед…
В какой-то момент она осознала, что сидит в кресле, а Кристобаль склонился над нею, упираясь руками в подлокотники. Лицо феникса было так близко, что она чувствовала его дыхание.
– Раз уж сегодня вечер правды, – со странной интонацией проговорил он, – я готов рассказать тебе все. Если, конечно, ты сама этого хочешь.
«Не рассказывай ей о том, что случилось, Велин, она меня не простит».
Эсме судорожно вздохнула.
– Ч-что на самом деле п-произошло с моими родителями? – спросила она запинаясь. – Расскажи мне все, без утайки. С начала.
Кристобаль медленно опустился на пол перед креслом, скрестив ноги и глядя на нее снизу вверх с совершенно непроницаемым лицом.
– Начало ты знаешь, – спокойно заговорил он. – Как мы познакомились с твоим отцом, как я возвращался… Как впервые увидел тебя, когда тебе было шесть. Все это время я не задавал Бартоло никаких вопросов о том, как он жил раньше, кем были его родители, и уж подавно не интересовался прошлым твоей матери – Леоны. Я даже не знал ее девичьей фамилии. Ах, прости… ты наверняка ее тоже не знаешь. Кадья. Леона Кадья. Ее родители, рыбаки, погибли во время одной из последних эпидемий жемчужницы на острове, когда ей не исполнилось и года; воспитали ее эльгиниты, они же научили шить. Она прославилась как искусная швея уже в пятнадцать лет и вскоре вышла замуж за твоего отца. Но об этом я узнал не от Бартоло – он боялся собственного прошлого, поэтому говорить предпочитал только о настоящем и будущем. – Кристобаль немного помолчал, глядя в сторону. – Вскоре после того, как Эйдел Аквила стал повелителем Тейравена, вблизи от острова Нараи – тебе это название ни о чем не скажет, но находится он примерно посередине пути из Облачного города в твой родной город, – так вот, вблизи от Нараи «Невеста ветра» взяла на абордаж торговый фрегат. Неожиданно для всех на борту обнаружился важный пассажир: курьер с письмом, адресованным тейравенскому наместнику. Я взялся его читать из чистого любопытства, не намереваясь ввязываться в дело, имеющее отношение к капитану-императору, но написанное застало меня врасплох… причем по двум причинам. Из письма следовало, что в Облачном городе каким-то образом раздобыли свидетельства о романтической истории, которая приключилась примерно тридцать лет назад между Марцио Амальфи, главой клана Буревестника, и молодой девушкой из Тейравена. Эта романтическая история закончилась рождением ребенка – девочки, которая, как утверждал написавший это послание чиновник из Управления тайных дел, осталась сиротой после вспышки жемчужной болезни, выросла среди эльгинитов и стала известной в городе мастерицей. Все имена были зашифрованы, и даже о том, что речь идет о Верховном Буревестнике, я догадался, скажем так, по косвенным признакам. Я расспросил курьера…
Эсме вздрогнула всем телом – и Кристобаль умолк. Потом он продолжил, словно ничего не случилось:
– …Но мало что смог из него вытянуть. По его словам, выходило, что кто-то в Облачном городе очень сильно интересуется этой девочкой, то есть – на тот момент – уже молодой женщиной, а если у нее есть дети, особенно сыновья, то и ими тоже. Он не смог объяснить почему. Наверное, сам не знал. Эйделу предписывалось во всем разобраться и отправить незаконнорожденную дочь Марцио вместе с предполагаемыми потомками в Облачный город.
Честно признаюсь: я попытался выкинуть эту историю из головы. Чего только не узнаешь в море… Но она не отпускала, грызла меня, и в какой-то момент я стал просыпаться по ночам, размышляя о загадочной незнакомке из Тейравена. Я вспоминал всех, с кем виделся, когда приезжал в гости к твоему отцу, и у меня перед глазами постоянно возникал образ твоей матери, твоей тихой и скромной матери, которая всегда что-то шила – даже сидя вместе с нами у камина и смеясь над нашими шутками, в любое время дня и ночи и в любую погоду. Однажды она мне сказала со смехом: «Иголка приросла к моим пальцам!» – и я это запомнил. Она так любила ткани, что я старался привозить их в подарок. Однажды нашел на рынке Лагримы зеленый шарф, об истинной ценности которого торговец не имел ни малейшего понятия. Я-то знал – у моей матери когда-то был такой же. Ну вот. Да. У меня возникла навязчивая мысль: а вдруг это письмо – про Леону, жену Бартоло? По возрасту сходилось, но ведь возраста недостаточно…
В конце концов я отправился в Ниэмар и обратился там к неким людям, умеющим очень быстро передавать сообщения между островами. Их услуги стоили немалых денег, но меня совсем замучила бессонница, и я готов был заплатить за помощь в разгадке этой тайны. То, что я узнал благодаря им, меня не обрадовало.
Прежде всего, теперь не было никаких сомнений в том, что моя догадка справедлива: в письме действительно говорилось о твоей матери, Леоне Кадья, по мужу Занте. На этот раз мне назвали имена. Персона из Облачного города – как я теперь понимаю, то ли Кармор Корвисс, то ли Рейго Лар – желала, чтобы в столицу империи привезли ее сына. Да, к тому моменту им уже было известно, что у Леоны двое маленьких детей. «Почему сын? – думал я. – Зачем им нужен сын?» Но в конце концов все встало на свои места… Понимаешь, в последние века существования клана Буревестника их прорицательский талант почему-то в два раза чаще проявлялся у мужчин. И… – Он вздохнул. – Те люди, которые помогли мне с получением сведений, намекнули, что это дело как-то связано с магией полужизни. Я начал догадываться, что замыслил автор письма.
И еще – за отдельную плату – те же самые осведомители подсказали мне, где искать фрегат, который в тот момент вез Эйделу еще одно письмо – с более подробными указаниями, как поступить с твоей матерью и братом. И с тобой. Я бросился на перехват, но ветер и волны были недружелюбны. Мы шли за тем фрегатом по пятам, не в силах догнать, и почти у самого Тейравена разминулись – его унес на запад сильный шторм, и я прикинул, что в самом худшем случае он доберется до порта спустя сутки.
Кристобаль снова замолчал. Потом подался вперед и осторожно взял Эсме за руку, которая
