Я кивнула, выискивая нужные слова.
– Большой отряд движется к границе. Я не знаю, имеют ли они приказ от верховной власти. А мне казалось, что основным ударным элементом будет проклятая шаль…
Я почувствовала оцепенение, и виной тому не был сквозняк от приоткрытой двери.
– Твое участие в этом деле по-прежнему очень важно. Проклятие уничтожит короля, а его убийство создаст хаос среди знати. Но Пьорд не верит только в одну удачу. Он готовит множество отрядов – куда больше, чем солдат Короны, собранных из гарнизонов вокруг города.
Я чувствовала, что тепло выходит из комнаты, а кровь отхлынула от моего лица.
– Нужно было догадаться. Идея о привалившей вдруг удаче выглядела…
– Идеалистической? – фыркнув, спросил Джек. – Если бы нам повезло, все закончилось бы быстро. Но я сомневаюсь в таком везении. Слишком поздно менять план, и я не стал бы этого делать. Возможно, Пьорд и твой брат правы. Имеется только один-единственный реальный способ совершить революцию.
Вокруг его глаз виднелись темные круги, а на лбу пролегли глубокие морщины – он совсем не был похож на того уверенного парня, с которым я спорила в конце осени. За несколько месяцев мягкий судья кабацких ссор, один из известных мне лидеров революции, превратился в счетовода запасенного оружия и вербовщика недовольных докеров, выступавших против королевских солдат.
– Почему ты говоришь мне это, Джек?
Он расправил широкие плечи.
– Я хочу извиниться. Если бы мне было известно, что Кристос сидит с Пьордом в его доме, я не смирился бы с этим.
У меня задрожало в груди.
– Я рада, что ты не знал об их сговоре. Тебя бы не стало, если бы ты воспротивился.
Джек подумал над моими словами.
– Я никогда не обращал внимания на Венко. Он действовал через мою голову и считал, что лучше каждого из нас. Но мы нуждались в нем. И вот теперь мы, похоже, ему вообще не нужны.
– Наверное, ты прав. Я слишком поздно узнала его, чтобы предупредить тебя, Джек. Позаботься о себе, как только можешь.
– Ты тоже, Софи. У тебя еще есть время, чтобы удрать из города. Я думаю, тебе удастся.
– Это дружеский совет или я действительно в большой опасности?
Он посмотрел в окно. Его глаза остановились на какой-то удаленной точке, а голос был соразмерен легкому снегопаду за окном.
– Вполне вероятно, что все знатные люди – вплоть до самого мелкого чиновника – находятся под угрозой. Мне это не нравится. Но чем больше у Нико возможностей, тем чаще он думает о сражении. Я полагаю…
Джек повернул голову и взглянул на меня.
– Следом за знатью возьмутся за тех, кто симпатизировал им. Нико говорит, что, если собаки вырвались из клетки, они покусают любого, считая, что именно этот человек и бил их плетью.
– Он так говорит?
– Да, – со вздохом ответил Джек. – Я знаю, ты дружишь со знатными леди. На твоем месте… я попросил бы их об услуге и выбрался из города. Куда-нибудь, где Пьорд бы меня не достал.
Что стоило ему – при его гордости, потерянной надежде и бессонных ночах – прийти ко мне?
– Спасибо за предупреждение, Джек.
– Это кажется неправильным, – сказал он. – Толпа, собравшаяся у твоего ателье… Они тоже действовали несправедливо. Но я ничего не мог поделать. Нико прав – мы можем контролировать только тех людей, которые почувствовали вкус революции.
– С одной стороны, это верно, – мягко сказала я.
Менять курс Красных колпаков было слишком поздно. Тем не менее я думала о добром начале, которое оказалось проигнорированным, когда революция еще только-только проросла. Кто был в этом виноват, если отследить ситуацию до истоков? Лидеры Красных колпаков, повернувшие к насилию, или ничего не замечавшая знать? Скорее всего обе стороны. И такие, как я, – желавшие заставить изменчивый мир принять невозможную форму.
Джек прочистил горло.
– Ты не с нами, но никогда не была и против нас. Если после завтрашней ночи Красные колпаки одержат верх, ты будешь считаться врагом – из-за своей работы, из-за тех людей, с которыми обедала. Никто не узнает, что на самом деле ты сделала для нас.
Я отвернулась.
– Сделала под принуждением, Джек. Меня заставили. Потому что оказалось, что во время революции никто не остается безучастным. Это просто невозможно.
– Ладно. Оставайся в безопасном месте.
Он немного покраснел, склонился ко мне и поцеловал в щеку. Я позволила ему это.
– Ты тоже, Джек.
Он ушел, сопровождаемый новым порывом холодного ветра.
У меня сжался живот. Я могла покинуть город. Если безопасность стала единственной важной вещью, я могла нанять экипаж или купить себе место на борту корабля, уходившего из гавани. Безопасность была моей целью с тех пор, как я обнаружила, что Кристос не находился в плену. Перестав защищать его, я обнаружила, что у меня самой не осталось ничего для защиты. Никаких идеалов и этики. Только я сама.
Несмотря на мои усилия убрать проклятие, я не могла повлиять на планы Пьорда. У меня не было возможности попасть во дворец, увидеть шаль и аннулировать свою часть сделки. Разве что вместе с признанием вины. Я не смогу получить приглашение на бал Средизимья или просочиться во дворец. Боль все разрасталась, затягивая меня в свой водоворот. Если я признаюсь, меня обвинят в предательстве и повесят. Мое ателье, торговля, мастерство – все то, что я выстраивала и чем гордилась, – исчезнет в одно мгновение.
Теодор заявлял, что любит меня, но сохранится ли это чувство, когда он узнает о моем поступке?
Если я не признаюсь, король и королева, вероятно, умрут, и, наверное, вместе с ними погибнут многие другие. Это будет только началом. Революция, которую затеяли Пьорд и Кристос, не остановится на убийстве короля. Она распространится на улицы и на горожан. Их революция перерастет в гражданскую войну, и она затронет не только мирных жителей, солдат Короны и знать, как говорил Джек. Раскол пройдет и в моем ателье. Пенни поддержит приход нового правительства. Алиса будет протестовать против насилия и беззакония, которые сопровождают любой мятеж.
Раньше я верила, что смогу держать нейтралитет. Мне казалось, что, погружаясь в революцию, я воспарю и увижу истину. Что худшее закончится, я как-нибудь переживу вину за то, что сделала, а потом освобожусь от сил, которые поглощали улицы, город и всю Галатию. Что я останусь невредимой. Но так не получится. Мне нужно решить, на какой стороне оставаться. Решить немедленно. Сейчас.
Я вытерла слезу, бежавшую по щеке. Я знала, что мне нужно делать. Тут был свой риск, но другого способа не было. А я хотела приуменьшить потери.
Дверь открылась с жалобным скрипом.
– Алиса, – сказала я пустым голосом.
– Это худший Фестиваль песни, на который я приходила, – тихим голосом произнесла она.
Я знала, что на ее настроение повлияло нечто большее. Она посмотрела мне в глаза.
– Что-то случилось?
– Много всего, – ответила я. – Ты пришла с площади?
– Была там какое-то время, – сказала Алиса. –
