Эмми и Алиса шептались о теле девушки в реке, но я не сказала об этом ни слова. Когда Алиса начала описывать абсурдный способ, как жертву зарезали – точно между ребрами корсета, – я вышла из ателье. К сожалению, никто не связывал ее смерть с мальчиком-посыльным, хотя обоих зарезали и бросили в реку. Почему я не подумала об этом раньше? Мне бы и в голову не пришло втягивать ее в такое опасное мероприятие.
Девушки все еще шептались, когда я вернулась.
– Каменный замок! – покачав головой, сказала Алиса. – Чушь! Он же написал Софи…
– Что написал?
Я постучала носком туфли по половой доске. Эмми пригнула голову, но Алиса шагнула вперед.
– Ваш брат написал вам письмо, не так ли? Что он вышел в море?
– Конечно, – ответила я быстро.
От Пьорда не было никаких вестей. Я сделала все, о чем просил профессор, так как это должно было укрепить мою веру, что Кристос находился в безопасности, что вскоре его отпустят – что, возможно, он уже бежал из города… Что я вот-вот услышу о нем.
Алиса сложила руки на груди.
– В некоторых тавернах говорят, что он в плену у Лорда Ключей. Что он узник в Каменном замке.
– Это неправда, – ответила я.
Эмми, все еще не зная, как держаться с Алисой, осторожно заговорила со мной. Она подбирала слова медленнее, чем обычно.
– Красные колпаки на нашем рынке утверждают, что из него выпытывают информацию о лидерах и их планах. Но он не говорит им ни слова. – Она помолчала, затем добавила: – Они заявили, что власти арестовали Пенни, желая развязать ему язык.
– Чушь! – торопливо сказала я. – Как парни в тавернах могут знать, что происходит в Каменном замке?
– Они говорят, что слышали это от других пленников, которых отпустили, – сказала Эмми. – Они утверждают, что его держат до сих пор… хотя, по вашим словам, он уплыл на корабле.
– Поверь мне, он не пленник, – сказала я дрожащим голосом.
Еще одна ложь не раскроет меня или мое предательство. В любом случае слишком поздно останавливаться. Я зашла за стойку. Бунт приближался. Насилие уже подбиралось к нам – я чувствовала его первые отзвуки. Его нельзя было остановить. Никто не мог этого сделать.
– Вам прислали почту, пока вы выходили, – сказала Алиса.
Две записки. Одна на тонком обрывке, которые использовали торговцы и простолюдины; другая в виде официального и тяжелого свитка. Сначала я развернула тонкую бумагу.
«В безопасности. Прячусь. Скоро будет больше новостей», – писалось в ней. Корявый почерк Кристоса. Никто не мог бы подделать его. Я сунула бумагу в карман, борясь со слезами облегчения. Мне не хотелось, чтобы Алиса видела мои эмоции после прочтения записки. Иначе это открыло бы ей истину. Поэтому, проглотив слезы, я изобразила на лице улыбку и занялась другим сообщением.
Свиток был вскрыт, и я тут же узнала почерк Теодора – он уже стал мне знаком. Взглянув на отличную каллиграфию, я поняла, что герцог хочет предложить мне обед. Это будет еще один подарок, как и все остальное, что он мне дарил, – сад в оранжерее, вид из бального зала Виолы и тому подобные вещи, которые радовали мои эстетические чувства.
Я отчаянно хотела увидеть его. Думая о революции, которая закипала на каждой аллее города, я сомневалась, что это было мудро. Мне следовало держаться подальше от герцога. Темные щупальца Пьорда следовали за мной, куда бы я ни пошла. Они могли добраться до Теодора. Я представила руку милого человека, писавшего эту записку. Сила, с которой я восхищалась им, смягчила его черты. Как аккуратно он выписывал каждую букву! Я начинала привыкать к тому, что нас непреодолимо разделяли социальные статусы, однако все приятные моменты, которые я переживала в течение прошлых недель, были связаны лишь с Теодором. Скоро он уедет в безопасное место – пусть и далеко от меня. Только один счастливый вечер, говорила я себе. Это яркое воспоминание останется со мной в быстро надвигающейся неизбежной тьме, которая затронет всех в столице Галатии.
Я написала карандашом о своем согласии и отправила сообщение с курьером. Мои письма не были такими красивыми, как послания Теодора.
Когда ранние зимние сумерки сделали работу в ателье невозможной, я поспешила домой, чтобы переодеться. Меня ожидало самое лучшее темно-синее шелковое платье с фестончатыми оборками и плиссированными рукавами и горловиной. Хотя у меня не было особых навыков, я даже завила волосы и украсила прическу лентой, вплетенной в черную массу. Вскоре экипаж герцога подкатил к моей двери, и я впервые позволила ему увидеть наш ветхий дом. Он взял меня под руку и помог мне забраться внутрь кареты.
– По какому случаю? – спросила я.
Мой голос прозвучал более чувственно, чем я того хотела. Ароматический порошок в моих волосах, наверное, сильно воздействовал на меня. Я обругала себя, запылав румянцем. Теодор засмеялся и заметил мозоль на моем пальце – в месте, где игла сжимала кожу так часто, что создавалась постоянная защита.
– Разве я не могу просто посмотреть на самую красивую во всей столице чародейку-швею?
– В следующий раз придумайте комплименты получше, – ответила я, шутливо ущипнув его за руку.
Он притворно отдернул ее, затем смягчился и прижался ко мне. Я позволила ему смять мои юбки. Ладони герцога легли на корсаж, а его губы нашли мои. Затем карета налетела на камень, и наши объятия разрушились.
– Как больно, – прошептал Теодор, потирая плечо.
Он получил сильный удар о панель кареты. Из кармана его плаща высунулась пачка бумаг.
– Что это?
– Хотите сказать, что не читали последний памфлет? – спросил он, бросив на сиденье одно из творений Кристоса.
Я даже не прикоснулась к нему.
– Мой отец тоже обратил на него внимание. Большую часть года все листовки и памфлеты, циркулирующие в городе, были просто колкими словами. Теперь их тайно читают в надежде остановить беспорядки.
– Раньше тоже читали.
– Я не знаю, какая уступка нужна, чтобы подавить мятеж. Многие в Совете по-прежнему убеждены, что любое потакание их условиям будет демонстрировать нашу слабость. – Он раздраженно фыркнул. – Они отправили мою сестру в поместье тети, расположенное в западном озерном регионе. Мои братья находятся сейчас в форте военно-морского флота, прозванного Южной крепостью, – чтобы «изучать там военные науки». Вернее, чтобы они не видели насилия народных масс и чтобы наша семья для страховки была разбросана на сотни миль.
– Ах, Теодор, – воскликнула я, сжав его руку.
– А ваш брат уже не на