Я старалась идти в ногу с герцогом.
– Что вы имеете в виду?
– Ничего важного! Она просто сказала, что вы вели себя настороженно. Что вы превосходная художница и прекрасная гостья в салоне, но не привыкли к такому обществу. Одним словом… мы пока имеем преимущество.
Я хмыкнула.
– Согласитесь, что это так, – настаивал он.
– Хорошо, вы имеете преимущество. Но что движет вами?
Я попыталась прояснить свой вопрос. Парни, с которыми мне довелось расти, тоже имели свои преимущества, просто они были менее воспитанные. Но никто не сомневался в их мотивах.
– Танец везде одинаков, однако вы используете разные па.
– Танец диктуется музыкой, – ответил Теодор, цитируя старую пословицу.
Это было правдой. Прекрасно обставленные, сладко пахнувшие комнаты в доме Виолы создавали музыку – иную, чем в дымных тавернах и на речных бульварах, где несколько парней пытались ухаживать за мной в далекой молодости. Я давно не вспоминала этот танец, но втайне ждала его продолжения. Конечно, он заключался в праздных прогулках, а не в зажигательной мазурке.
Люди смотрели на нас, когда мы проходили мимо. Я выглядела всего лишь хорошо одетой простолюдинкой, но Теодор носил фамильную медаль и церемониальный меч. Он был благородным дворянином по рождению. Прикрытые руками рты шептали один вопрос: что она делает рядом с ним? Меня обсуждали множество раз в моей жизни – за особенности характера и за знание, как наделять одежду чарами, – это не давало людям покоя. Поэтому доносившийся шепоток не беспокоил меня, пока дело не касалось куда менее лестных вещей, чем внимание герцога.
– Конечно, я привык к своей удаче, – сказал Теодор, когда женщина, загонявшая троих гусей, сошла с нашего пути, – но меня интересует, сможете ли вы посетить со мной общественные сады. Я создаю там проект, который хотел бы подвергнуть художественной критике.
– Не уверена, что имею нужный вам опыт в садоводстве.
– Вы модельер, который работает с шелком, вельветом и шерстью. Почему бы мне не посчитать, что вы оцените произведение, сделанное из мха и листвы?
– Значит, речь идет о вашем творчестве? – спросила я, понизив голос.
Я помнила, какой секретностью окружала первые просмотры любого проекта – как я берегла наброски, пока не убеждалась, что придуманный дизайн пойдет в работу; как я сначала выслушивала мнение нескольких проверенных людей.
– Да, и это лучшее из моих творений. Новый сад – точнее, вид садового искусства.
Герцог прочистил горло.
– Это закрытое пространство, поэтому вам не нужно тревожиться, что вас увидят рядом со мной, – добавил он. – Если вы об этом беспокоитесь.
Я не знала, шутит он или нет.
– Вы мне льстите. И я совсем не тревожусь о вашей компании.
Пока мы шли, он рассказывал о семенах растений, которые заказывал за морями, и о трудностях создания достаточной кислотности почвы. Я же думала о практической ценности дружбы с Теодором. Он был симпатичным мужчиной. Очаровательным. Хорошие отношения с герцогом стали бы великим благом для моей профессии. Тем более если бы он был моим товарищем и художественно настроенным другом.
– Что это?
Теодор замедлил шаг. Я посмотрела вверх по улице. Группа заговорщиков в красных колпаках – широкоплечие парни из доков – собрались на пересечении Речной и Колодезной улиц, выкрикивая что-то прохожим.
– Обычная толпа, – ответила я с большей желчью, чем собиралась сказать.
Речная улица переходила в коммерческий район, наполненный магазинчиками и небольшими рыночками. Она шла от портовых складов, за которыми располагались красильни, скотобойни и прочие малоприятные строения. Я считала этот район города полноправной территорией Красных колпаков. Их присутствие здесь и демонстрация на Площади фонтанов, а также возраставшая численность мятежников в пеллианском квартале тревожили меня. Эти ребята заставляли моих клиентов нервничать. Ателье располагалось всего лишь в нескольких кварталах отсюда. Если Красные колпаки оккупируют нашу торговую улицу, я потеряю свой бизнес.
Теодор опустил руку на меч и взял меня под локоть, подтянув ближе к себе. Защитник! Это произвело на меня странное впечатление. Герцог мало чего добился бы своей тонкой церемониальной рапирой, и мое напоминание о родстве с братом оказалось бы более важным. Но в моем животе благодаря его близости зародилось какое-то возбуждение, которого я не чувствовала годами.
– Это всего лишь горлопаны, – прошептала я. – Они никому не вредят… просто раздают памфлеты.
Мой голос дрожал, но не потому что Красные колпаки стояли на улице, а из-за его благородной руки на моем локте.
– Мой отец говорит, что я должен сидеть в карете, а не ходить по улицам.
Я отнеслась к его словам равнодушно. Мы прошли перекресток и направились к общественным садам. Остаток пути герцог почти ничего не говорил.
Когда мы миновали искусно выкованные железные ворота, я почувствовала себя спокойнее и даже привыкла к руке Теодора. Витые металлические прутья остались за нами, а впереди разбегались гравиевые дорожки. С дороги я видела только высокую самшитовую ограду, но за ней находились выставочные сады и розарии, фонтаны и зеленые лабиринты. Все это дремало во время зимы. Интересно, что хотел показать мне Теодор?
Мы свернули к устью реки, располагавшемуся рядом с садами. Теперь перед нами возвышалось массивное строение.
– Что это за место?
Я не видела его прежде. Оно появилось в этом году – уже после того, как я посещала сады.
– Ничего серьезного, – с улыбкой ответил Теодор, открывая дверь оранжереи. – Всего лишь мое творение.
Здание выглядело как перевернутый разбитый корабль из стекла и металла. Несколько рабочих, сажавших что-то возле входа, выпрямились, наблюдая за нами. Похоже, они знали Теодора. Рабочие дружески махали руками или вежливо кланялись, когда мы проходили мимо. Я посмотрела на верх оранжереи. Металлические арки походили на железную грудную клетку. Между ними, будто подвешенные в пространстве, темнели опалесцентные стекла. А внизу раскинулся сад.
Сад в середине зимы! Я стянула капюшон и пошла дальше, навстречу удивительному теплу. При виде бегоний и петуний у меня открылся рот. В другом углу зеленел треугольник папоротников. Дальше тянулись длинные стебли чайных роз, и над ними журчали небольшие, но восхитительные фонтаны, на которых мраморные русалки играли на различных инструментах.
– Все это сделали вы? – спросила я, повернувшись лицом к сиявшему Теодору.
– Можно и так сказать, – ответил он. – Большую часть здания построили рабочие. Многие растения посадили садовники. Остальное закончил я. И даже не забыл об этом.
Он кивнул на низкую поросль стыдливо румяных цветов.
– Розовый бальзам, – с восторгом сказала я.
Герцог улыбнулся.
Я подошла к россыпи распустившихся цветов и кончиками пальцев погладила их мягкие лепестки. Словно касалась живого шелка.
– Здесь всегда лето, – прошептала я.
– Будто живешь в стране ближе к экватору, – ответил Теодор.
– Где вы изучали ботанику в этом году?
Герцог рассмеялся, но как-то безрадостно.
– Мой отец считает, что лучше использовать меня в Галатии. Когда приходит зима, ботаника теряет свои права.
– Но только не здесь, – сказала я, обводя вокруг себя рукой. – Поэтому вы создали все это?
– Частично, да.
