– Э-э, стопэ, пацаны! Харэ мутузить сталкера. Он нам еще живой нужен.

– Как и ты мне, крыса! – прошептал Треш, сплевывая кровавую слюну.

Шрам только осклабился, разведя руки.

– А скажи-ка мне, мил человек, – начал он, помогая Фараону привести себя в порядок после ударов сталкера. – Эти мнимые сокровища Фараона находятся в Зоне или в вашей там Пади?

– Ключик от сейфа не подарить до кучи? – процедил сквозь зубы Треш.

– А если тебя помучить перед смертью?

– Попытка – не пытка, пытка – еще не конец.

– Ну, смотри, умник… В Зоне они не могут быть. Ты сам тут всего две недели, из которых столько же чалился в тюряге Мамонта. Пещеру, возле которой я тебя спеленал, знаю только я. Стало быть, тот портал, коим ты прибыл сюда, находится в этой самой пещере. Так? Та-ак! Получается, клад Фараона не в Зоне, а в Пади. И дорогу туда теперь, кроме тебя, знаю и я. Прости, но тогда зачем нам ты? Теперь я Фараону нужен, а не ты. Вдвойне нужен! Мишаня, ведь так?

Фараон выпрямился, утирая рукавом плаща кровь с губы. Кивнул, все еще морщась от боли в ноге.

– Босс говорит, что так. Значит… Треш, ты лишний на этом празднике жизни!

Сталкер все понял. Он догадался, что сейчас его будут убивать. И он готов был к такому раскладу, хотя в душе все же надеялся на более гуманный исход переговоров. Се ля ви!

– Ну, хоть перед смертью скажи… Куда ты ее дел? – Сталкер с мольбой в глазах посмотрел на наемника.

– Кого?

– Девушку. Злату.

Шрам вопросительно поглядел на пленника:

– Какую девушку? Не было никакой девки. Ни злата, ни серебра. За это я ручаюсь. Но тебе уже должно быть все равно, парниша!

– Как не было?! Я с ней сюда попал…

– Это ты точно подметил, гаденыш! Ты попал! – рявкнул Фараон, жестом показав своим корешам кончать сталкера.

– Обожди-ка, Мишаня! – Шрам перевел взгляд со сталкера на его обрез, торчавший за кушаком рослого бандита, и снова посмотрел на пленника, но уже как-то иначе, хитро, с искоркой коварства. – Треш. Ты законы Зоны знаешь?

– Пади – да.

– Я про Зону спрашиваю, а не про твою Падь, твою мать!

– Ну…

– Загну! Ты же слышал, какая в Зоне смерть самая паршивая? Самая стремачная.

Треш сделал задумчивую физиономию, якобы силился вспомнить, но Шрам закончил за него:

– Сдохнуть от своего оружия. Застрелиться. Нечаянно или спецом, покончить суицидом.

– ???

– Так вот, сталкерская твоя душонка!.. – Шрам подошел к бандиту, бесцеремонно выдернул из-за его кушака обрез и повернулся к пленнику. – Ты зря гонялся за мной, ты причинил мне много страданий и бед, ты заслужил только такую смерть. Аля-улю, как говорят французы! То бишь капец!

Не успел Фараон встрять в манипуляции Шрама, как наемник с трех метров дуплетом разрядил короткий дробовик в сталкера. Треша откинуло на решетку окна, которая немного спружинила, тело его опрокинулось и после короткой конвульсии и тихого стона застыло на грязном от семечек и окурков полу. Вся грудь и часть живота «мертвеца» оказались окрашены красным с элементами каких-то кусочков плоти, на самом деле являющихся кожурками плодов шиповника. Сталкер упал именно там и в той позе, какую заранее мысленно прокачал. Чтобы не сильно выказывать любопытным зевакам истинное состояние грудной клетки и в то же время сквозь прикрытые веки следить за врагом, как бы тот не захотел сделать контрольный выстрел. Хотя после дуплета двенадцатым калибром в ничем не защищенную грудь в этом мире точно никто не останется жить…

– Тьфу, зачем щас-то? – сплюнул Фараон.

– Я знаю, где пещера и портал. Поэтому теперь я один могу помочь тебе отыскать твои сокро…

Шрам не договорил – снаружи здания громыхнул взрыв, и сразу затрещали короткими очередями выстрелы.

В ответ на удивленный взгляд Фараона не менее озадаченный наемник бросил лишь одно:

– Натовская лупит. Похоже, моя. Млять! Он точно не один явился…

Все разом кинулись на выход, толкая друг друга в спину и громко бранясь. И только худосочный бандит с «Гадюкой» на плече, утирая сопливый нос, бросил мимолетный взгляд на «труп» пленника. Хмыкнул и тоже исчез за железной дверью, раскрытой настежь.

Когда топот и ор бандитов стихли, Треш открыл глаза, и его бледное лицо озарила откровенная улыбка.