– Хороший ты мальчик, герой! – улыбнулась Барузе Яга, отчего он даже задрал повыше свой уныло опущенный нос. Потом моя дама повернулась ко мне, заботливо оглядела с ног и до головы и постановила: – А вот тебя, Тройчик, надо бы подлечить.
– Это все потом! – я отмахнулся нетерпеливо, почти огрызнулся. – Не для того я выкладывался, чтобы прохлаждаться на полпути! А для того, чтобы ты всех наших могла назад возвратить. Не успокоюсь, пока их перед собой не увижу!
– К этому мы приступим прямо сейчас! – заверила меня Яга. – Но начнем с закрытия одиннадцати лишних зон! Нам всего одна потребуется. Оставим пока ту, что в амбаре, остальные зиять больше не должны! – она оглянулась на свою сверкающую бриллиантами дочку. – Солнышко, тебе не сложно будет этим заняться? С теми вон в помощь! – она кивнула куда-то себе за плечо, и я увидел на краю полянки давешних магов, оставшихся втроем. Не знаю, когда и откуда они сюда успели приковылять, но вид имели довольно мятый, а на бабку смотрели теперь чуть ли не с благоговением. Дружно закивали, выражая свое согласие содействовать младшей Яге везде и во всем. Баруза тоже всем своим видом выказывал желание поработать под началом у такой прекрасной руководительницы. Оставалось только надеяться, что в процессе работы никто из четверых не выведет младшую Ягу из себя, так что все у них закончится столь же хорошо, как и начинается. А то младшая Яга заводится гораздо быстрее, чем бабка, и в гневе бывает куда страшней. Я это видел. К счастью, со стороны. Но мужики смотрели на черноокую колдунью в бриллиантах с таким восхищением, что, думаю, за исход их сотрудничества можно было не волноваться. Так что я отвернулся, переключаясь на другие насущные проблемы. Увидел батю, держащего курс ко мне, мимо козыряющих ему спецназовцев. Тоже пошел ему навстречу: пора нам было уже объясниться. Или, на худой конец, хотя бы просто поздороваться.
– Павел… – снова начал батя, оказавшись со мной лицом к лицу.
– Здравствуй, – кивнул я ему. – Мама ничего, надеюсь, не знает?
– Про твои злоключения – нет. Про твою помолвку знает, просто не успела тебе написать. Но мы эту помолвку теперь аккуратно расторгнем, нам эта строптивая девка ни к чему. Хорошо, что заранее свое истинное личико показала.
– То есть, – начал я, заводясь, – ты снова все решаешь за меня? На ком мне жениться, с кем мне расстаться? И почему это она НАМ ни к чему? Тебе, что ли, с ней жить? А нужна ли она МНЕ, ты даже не спрашивал! Ни когда меня с ней обручал, ни сейчас.
– То есть ты согласен жить с бабой, которая всенародно лупит тебя по морде? – опешил батя.
– Лупит, если я это заслужил. Хорошо, что ниже не пнула. И вообще, мы сами с ней разберемся, ясно тебе? Без высоких директив и посредников!
У бати в глазах явно читался вопрос, а не ударился ли я, весь такой избитый, еще и обо что-нибудь головой? Но, зная мой характер, он только пожал плечами в ответ:
– Хорошо, как знаешь. Но только потом не жалуйся.
– Я? Тебе? А что, такое хоть раз бывало?
– Дурак ты, Пашка, – выдохнул батя в ответ. И, развернувшись, пошел к каким-то ожидавшим его в отдалении подчиненным. Помня подробности моего расставания с Лагутой, он должен был понимать, что во второй раз, когда сам закон уже не был против меня, такое со мной уже не прокатит. Так что последнее слово на этот раз оставалось не за батей и даже не за мной, а за Аланаей. Я тяжко вздохнул. Огляделся, надеясь, что, может быть, она еще где-то здесь и мне удастся ее увидеть. Но ни девчонки, ни ее отца на поляне уже не было. Теперь мне оставалось уповать лишь на то, что они оба не уедут из поселка прежде, чем я попытаюсь объясниться со своей суженой. А я сделаю все, чтобы с ней увидеться! Сразу, как только она немного остынет, а я хоть чуть-чуть вернусь к своей прежней форме. С болезненной гримасой – обожженная несколькими попавшими в меня разрядами спина продолжала нещадно гореть – я повернулся к Яге:
– Раз у нас пока время есть, может, ты и в самом деле немного меня подлатаешь?
– Да конечно, Тройчик, касатик ты мой, – заворковала надо мной бабуся. – Сейчас у вояк один ковер отберем, отвезу на нем тебя к дому. Там тобой и займемся, пока нам не пришлют вызов к последней оставшейся зоне.
Слова у Яги с делом не расходились. Ковер тут же был найден, и мы полетели, не забыв прихватить с собой кисет с колдуном: бабка не решилась оставить его без присмотра, хотя сразу в Веселовку его было бы переправить быстрее и проще.
– Может, и амулеты свои уже заберешь? – спросил я. – Мне они, надеюсь, больше не потребуются. Даже этот твой чудотворный, которым, прости боги, лечат понос.
– А вот его как раз дай-ка сейчас сюда, – оживилась бабка. – Остальные пока оставь, пусть повисят, чтобы не обронить ненароком.
Я, даже не глядя, снял с шеи знакомый шнурок. И бабка… приложила его к кисету!
– Это чтобы чародей там, внутри, все не перепачкал на нервной почве? – ошалело поинтересовался я.
– Это чтобы он теперь по бабам шастать мог только в своих мечтах и больше не размножался, – мстительно изрекла Яга. – Потому что, Тройчик, у каждой медали две стороны. Тебя амулет от одного оберегал, а твоим недругам совсем другое дарил.
– Понятно, – выдохнул я, вспомнив внезапно обвисшую черную веревку и то, как Мородум шарахнулся от меня в Мозиной избе, передумав атаковать. Теперь стало ясно, чего он опасался. Но, как известно, от судьбы не уйдешь. И честно скажу, что совесть меня не мучила, когда я молча отвернулся, даже не пытаясь вступиться за колдуна.
28
Транспереходные зоны, все одиннадцать, были ликвидированы к утру. За это время я не только успел поправить здоровье, но даже привел себя в более или менее приличный вид. И даже с приковылявшей из леса избой опять разойтись во мнениях успел, правда, по мелочи. Дальше она переключилась на Ваську, пробравшегося к ее крыльцу огородами, стыдливо поджав свой все еще не обросший хвост. Похоже, у него с избой еще были счеты, не погашенные с момента их последнего расставания. Как и у меня с батей. Он зашел ко мне ненадолго, просто оценить, как я сейчас живу. Снова рассказал мне, что хотел бы видеть эту жизнь совершенно другой, на что я в очередной раз заверил его, что меня и такая абсолютно