Шерлок Холмс, предостерегающе подняв руку, продолжил:

– Если я вижу следы на полу в доме лорда Арчибальда и знаю, что у него несколько слуг, которые без труда могут раздобыть ключи к его комнатам… то сердце мне ни к чему. Мне достаточно головы, Люциус. Разума. Сыщик анализирует факты и делает из них выводы. Он не позволяет чувствам затмить разум, понимаешь? А тем более – неуместному сочувствию. Если ты умён, то запомнишь это. Сочувствием преступников не поймаешь – только смекалкой и выдержкой.

Люциус посмотрел на доктора, но Ватсон всё ещё вытирал слёзы, выступившие у него на глазах от кашля, и хватал ртом воздух. Потом мальчик перевёл взгляд на миссис Хадсон, которая целиком сосредоточилась на бутерброде с сыром, будто в мире не было ничего важнее.

Наконец Люциус встал из-за стола. Хотя он ещё не доел свой ужин, аппетит у него пропал. Эти упрямые, лишённые воображения, не терпящие возражений взрослые… Они просто невыносимо его раздражают. Он знал, что из этого спора ему не выйти победителем. Что бы он ни говорил, Холмс не воспринимает его слова всерьёз. Даже после всех приключений, пережитых командой «Воронова гнезда», Люциус остаётся для него всего лишь мальчишкой.

– Можно мне пойти в свою комнату? – спросил он. Лучше сбежать, пока не наговорил лишнего.

– Конечно, мой мальчик, – холодно ответил Холмс, не отрывая глаз от тарелки. Только Ватсон и добрая миссис Хадсон недоумённо переглянулись.

Но и на них возмущённому Люциусу было в тот момент наплевать. Не сказав больше ни слова, он покинул кухню, и, когда закрыл за собой дверь, до него донёсся негодующий возглас сыщика:

– Вот видите, Ватсон? Мы познакомили мальчика с нашими методами работы – и чем это обернулось? Сплошными неприятностями!

Люциус сглотнул и, сжав кулаки, ушёл.

Вечер казался нескончаемым. Люциус часами листал книжки, не в силах сосредоточиться на сюжете. Дважды начинал писать письмо маме, хотя даже не знал её адреса, и оба раза бросал, с досадой скомкав бумагу. Всё валилось у него из рук, потому что он злился.

Из окна комнаты Люциус наблюдал, как Бейкер-стрит становится всё безлюднее и темнее. Глядя на заходящее солнце, мальчик задавался вопросом, есть ли в камере бедного Бутти окошко, откуда тот мог бы смотреть на мир. Наверное, нет – и виноваты в этом люди вроде Шерлока Холмса и инспектора Лестрейда!

Больше всего в этой истории его возмущала несправедливость. Мистер Бут вынужден страдать, потому что взрослые не внимают доводам разума. Люциус страдает, потому что его не хотят слушать и, что бы он ни делал, к нему относятся как к несмышлёному ребёнку, а не как к настоящему детективу. А этот своенравный лорд Арчибальд, который так скучает по войне, что отвёл в доме целую комнату под оружие и считает его величайшим сокровищем, позволил арестовать ни в чём не виновного садовника. А всё почему? Потому что так сказали ему лишённые воображения упрямцы вроде Лестрейда. Очевидно, лорд привык слепо доверять полиции. Усомнился ли он хоть на секунду в гипотезе Холмса? Нет.

Всё это ужасно несправедливо. И ничего не меняется.

«Целый день мы с Тео, Харольдом и Себастианом занимались расследованием – и всё равно не продвинулись ни на шаг», – с досадой подумал Люциус.

Все теории, которые могли бы доказать невиновность Бута, оказались никчёмными. Изыскания Джеймса тоже ничего не дали. Ему удалось выяснить лишь то, что лорд Арчибальд пользуется всеобщей любовью и уважением подчинённых. Врагов у него, похоже, нет, не считая афганцев, с которыми он воевал много лет назад. Но в афганского вандала даже Люциус не верил.

Пожалуй, одна из причин его возмущения кроется в том, что он хочет, чтобы Холмс и Лестрейд принимали его всерьёз, но не может ничего предъявить в защиту Бута. Никаких доказательств – одни эмоции.

«А неудачливый сыщик – никчёмный сыщик».

Чего же тогда жаловаться, что его никто не слушает?

Наконец он не выдержал. Время близилось к полуночи, во всём доме давно воцарился покой. Люциус откинул одеяло и встал. Он уже целую вечность пялился в потолок и не мог уснуть. Так можно всю ночь проваляться, не сомкнув глаз. Это его тоже сердило.

Он молча подошёл к окну и выглянул в темноту. Бейкер-стрит окутал туман, и газовые фонари казались лишь светлыми пятнами во мгле. Недолго думая, Люциус оделся – всё лучше, чем это невыносимое бездействие! Открыв окно, он забрался на подоконник.

Его комната находилась на втором этаже. Стена дома была довольно гладкой – по ней не спустишься. Но если ему удастся ухватиться за водосточную трубу на углу дома и просунуть носки ботинок в щели между кирпичами кладки…

Он давно уже не занимался скалолазанием – с самых Пиренеев. Тем более без страховки и профессионального снаряжения. Но оставаться дольше в этом доме было просто невыносимо, а воспользоваться лестницей в коридоре он не мог, потому что она скрипела, а Холмс обычно спал очень чутко.

«Я должен рискнуть!» – подумал Люциус, осторожно подвинулся к краю узкого подоконника и протянул руку к водосточной трубе. И действительно – он мог до неё дотянуться! Правда, только кончиками пальцев, но всё же. Надо прыгнуть. Тут совсем недалеко. Прыгнуть, тут же ухватиться за трубу и, перебирая подошвами по стене, замедлить скольжение.

Будь здесь Тео, она назвала бы его самоубийцей. Харольд, глянув вниз, уронил бы очки. А Себастиан…

Себастиан давно бы спустился по трубе! Без лишних раздумий. И без страха.

Люциус глубоко вдохнул, напряг мускулы и спрыгнул с подоконника.

Он чуть не промахнулся. Руки скользили по влажному от тумана металлу и не могли за него уцепиться. Кроме того, он плохо рассчитал прыжок – оттолкнулся слишком сильно. Подошвы чиркнули по стене. Подавшись с перепугу вперёд, он всё-таки сумел обхватить одной рукой водосточную трубу и надёжно на ней повис.

Труба заскрипела. Её крепления не были рассчитаны на такой вес, и там, где они уходили в стену, уже начал крошиться цемент. Люциус несколько раз перемещал центр тяжести, старался не дышать и не делать резких движений. Ему вдруг вспомнились все те трюки и приёмы, которым они с мамой научились в Пиренеях. Медленно-медленно он начал спускаться.

Одного у этих британцев не отнимешь: какими бы ограниченными они порой ни были, дома они строили крепкие. Носки его ботинок без труда находили опору в узких щелях в стене, и хотя труба кряхтела и поскрипывала, она не сдвинулась ни на миллиметр.

Прошло чуть больше минуты, и Люциус нащупал ногами землю. Стоя на тротуаре, он с удивлением рассматривал стену дома. Всё получилось легче, чем он ожидал.

На улице царила гробовая тишина. Мальчик огляделся. Нигде не было ни движения, ни в