Я смываю туалетную бумагу и приклеиваю пластырь на распухший порез. Я спускаюсь вниз, когда слышу, как звонит мой сотовый. Я останавливаюсь и оглядываюсь. Вероятно, сейчас около восьми вечера, что означает, что это звонит Канье.

Я бегу вниз по лестнице к телефону, который лежит на обеденном столе.

— Привет, — мой голос мягкий, с легкой дрожью.

— Привет, Эмми, — услышав голос Канье, моя грудь сжимается, а на глаза наворачиваются слезы. Я хочу, чтобы он был здесь, хочу, чтобы Канье обнимал меня и говорил все те слова, от которых чувствуешь себя хорошо. Силы, которые мне нужны для этих бесед, уже иссякли. Мне нужно сделать это быстро, или я развалюсь на части, разговаривая с ним по телефону.

— Канье, я устала. Мы можем поговорить завтра, пожалуйста, — мой голос поначалу звучит сильно, но к концу предложения дрожит. Я ругаю себя за то, что не могу быть сильной.

— Эмми, все хорошо? — я могу слышать, как Канье ходит по комнате, разговаривая по телефону.

— Да, да. Только… — я качаю головой, пытаясь придумать, что сказать. Но что я могу сказать? Если скажу Канье, что у меня есть фотографии, и я знаю, где находится мужчина, который насиловал меня, то он взбесится. Он пойдет за ним, а это последнее, чего бы я хотела. Я не хочу, чтобы темная сторона моей жизни была рядом с Канье. Если кто и должен иметь дело с Донованом, так это я.

— Эмми, что, черт возьми, происходит? У тебя испуганный голос. Я выезжаю к тебе.

— Нет, Канье, правда… — это все, что я успеваю сказать прежде, чем он бросил трубку. Проклятье.

Мой пульс учащается, и я начинаю паниковать. Я кладу трубку и закрываю крышку ноутбука, бегу в гостиную и убираю его обратно под кофейный столик. Я дико озираюсь и понимаю, что веду себя глупо. Канье не узнает, что я выслеживаю Донована, и не войдет в дверь в ближайшие две секунды. Я плюхаюсь на диван и пытаюсь прийти в себя.

Я направляюсь на кухню, чтобы разогреть остатки барбекю, которое мама заставила меня забрать с собой. Когда через восемь минут звенит микроволновка, я слышу, как открывается входная дверь, и по всему дому гремит голос Канье.

— Эмили!

— На кухне! — я вытаскиваю тарелку из микроволновки и поворачиваюсь к Канье, который входит в кухню. — Если бы ты не повесил трубку, то услышал бы, что со мной все в порядке, Канье, — заявляю я.

Я вхожу в столовую с тарелкой и отодвигаю несколько фотографий, сажусь и принимаюсь за котлету с картофельным салатом.

— Чушь, Эмили, я хорошо тебя знаю, ты ведь в курсе? Что-то случилось. Что произошло? — строго спрашивает он.

Черт, я знаю это.

Я не должна была отвечать на его звонок, но мне нужно было услышать его голос. Мне нужно было вспомнить, где я, и что я в безопасности. Я решаю солгать. Не хочу, чтобы Канье знал, что я разыскиваю своего насильника.

— У меня было плохое воспоминание, вот и все, — тихо говорю я.

Канье садится рядом со мной. Он вздыхает и опускает голову. Боже, мое сердце болит за него. Я знаю, как сильно он хочет мне помочь. Вот только он не может. Никто не может.

Канье выпрямляется и откидывается на спинку стула, сцепив руки на столе.

— Я остаюсь здесь на ночь, — заявляет он. Мои глаза расширяются и рот открывается. Нет!

— Нет, ты не останешься, Канье.

— Почему нет, Эмили? Ты сказала, что у тебя было плохое воспоминание. Я не могу вернуться к Дому и сидеть там, гадая, будет ли у тебя еще один кошмар, или не придет ли кто за тобой. И, черт возьми, сколько таких моментов у тебя уже было? Ни за что я не уйду. Я остаюсь здесь. Я буду спать на диване.

Канье отходит от стола.

— Я приму душ и подготовлюсь ко сну. К счастью, большая часть моей одежды уже здесь, — говорит он и ухмыляется, прежде чем исчезнуть на лестнице.

Канье оставляет меня сидеть за столом с нетронутой едой. Я смотрю в пустоту, понимая, что проведу ночь с Канье. Ну, не с ним, а в одном доме с ним. Прошло больше пяти лет. Господи. Я не смогу с этим справиться. Мое тело бросает в жар от одного его вида. Это будет пыткой. Я бьюсь лбом об стол и тихо повторяю: «Я могу это сделать. Я могу это сделать».

Через несколько минут я перевожу взгляд на нижнюю часть лестницы и слышу громкие шаги Канье. Пот выступает на моей шее, и я облизываю губы, когда Канье подходит ко мне в одном полотенце. Я тяжело сглатываю.

— Я оставил зубную щетку в машине, — ухмыляется он и выходит на улицу.

Через минуту он возвращается назад и запирает за собой дверь. Он разворачивается, подмигивает мне и снова поднимается по лестнице. Господи, мне кажется, что все это время я пялилась на него. Зубная щетка в его машине? Зачем его щетке быть в … о, этот мужчина! Он знал, что собирается остаться здесь надолго.

Я решаю оставить все как есть. Он здесь. Он остается, и ничего не изменится, даже если я скажу ему, что догадалась о его планах. Я хочу, чтобы он был здесь. Нет, я не могу так думать. Он не может стать ближе ко мне.

Я заканчиваю ужинать и несу два одеяла для Канье. Когда я вхожу в спальню, чтобы взять его подушку, то замечаю, что в ванной работает душ. Он принимает душ. Черт подери! Теперь, когда я буду входить туда, там будет его запах. Я хватаю его подушку и выхожу из комнаты. Клянусь, что слышу его смех, когда выхожу из комнаты.

Я пытаюсь разложить диван, но безуспешно. Он та еще сука, когда его пытаешься разложить и, похоже, он не стал лучше за последние пять лет. Я продолжаю попытки, когда вижу, что Канье спускается по лестнице в длинных черных хлопковых штанах и… больше ничего. Черт бы его побрал! Я вкладываю весь гнев в то, чтобы разложить диван, но он резко дергается и откидывает меня назад. Я лечу на пол, но затем чувствую руку за спиной, удерживающую меня от падения на твердый деревянный пол, задевая телевизор. Кряхтение отдается эхом в моем ухе. В то же время я вижу, как другая рука Канье тянется