– К чему же? – Я на взлете чувств надеялся, что друг меня наконец-то понял.

– Как ты его ни сдерживаешь, как ни стараешься спрятать… Твой эгоизм все равно наружу лезет.

– Чего-о?

– Того. Вот опять ты все про себя и про себя. Все только про ТВОЮ персону, нет бы сказать, что будет лучше для всех, так нет же, ты в первую очередь о себе заботишься, чтобы тебе получше стало. Это все часы, которые ты на Айн Рэнд[3] потратил, в тебе говорят. Это все сами рэндовские идеалы – тьфу, как подумаю о них, аж тошно. Как она там зовется? Разумный эгоизм? Так вот все оттуда же?

– Не-е-ет, погоди-погоди. Во-первых, я не уверен, что сказал именно «к моей персоне».

– Говорю, ты так и сказал…

– Ну а во-вторых, я имел-то ввиду совсем другое! Я-то задумывался обо всей планете разом. Чтобы всем сразу стало лучше, легче, приятнее. Чтобы все сразу могли начать жизнь в обществе, где на одну проблему стало бы меньше. Ведь разве это не прекрасно – создать царство взаимопонимания и уважения, в котором все любили бы друг друга?

– Фух, ну ладно, все-таки верные вещи ты говоришь.

Володя приоткрыл окно, впустил немного свежего воздуха и закрыл снова. Пока я думал, отчитывать его или нет за такую самовольность в моей машине (Хоть спросить мог бы! Ради приличия, блин), Володя продолжил:

– Да, было бы прекрасно, чтобы люди с добрыми намерениями начали чаще выпускать эти намерения наружу и творить благие дела. Да только невозможно это в отрыве…

– В отрыве от чего?

– От самого христианства. – Увидев теперь уже на моем лице хмурое удивление, он продолжил. – Да, признаю. И без Господа в сердце можно делать хорошие вещи. Мы с тобой пару раз ездили, помогали бездомным – значит, что-то в тебе такое говорило, не знаю, совесть ли, но что-то ТОЧНО говорило.

Я ухмыльнулся. А ведь было и вправду славно. Надо как-нибудь повторить. Но спонтанно на самом-то деле вышло… Я не успел закончить мысль про спонтанность и не успел выдать ее другу. Володя вдруг сказал очень просто:

– А давай отложим теорию. Возьмем и… сделаем что-то хорошее.

– Э-э-эм, давай.

– Сегодня вечером, в шесть. Как раз Новый год скоро. Поможем кому-нибудь накануне. Я тебя заберу из офиса.

– Сегодня как раз двадцать пятое…

– Да хоть сто девятое! Не важно. Я вот православный, но есть и католики, и протестанты. И пускай. Давай просто возьмем и сделаем что-нибудь хорошее сегодня. Ты со мной или как?

Долго раздумывать мне не пришлось.

– С тобой, дружище. Просто сделаем людям приятно – как мы и говорили. Сначала в магазин – можем в «Луч», – а потом уже на вокзал. Там наверняка найдем, кому помочь.

И мы нашли. Пускай это был всего один человек, но все же. Охранники вокзала называют ее Ленка-Капустка – из-за непропорционально большой головы, похожей на качан. Они окликнули ее, она встала с металлических сидений, на которых спала, и вышла к нам с Володей. Не найдя нужных слов, мы просто промямлили что-то нерешительное и передали ей белый пакет со свежим хлебом, молочными сосисками, грушами и чем-то еще. Она поблагодарила. Мы осмелели и расспросили ее о жизни. Перебирая грязными пальцами ручки пакета, она рассказывала о суровой доле: ночует на вокзале; перебивается с хлеба на воду; готова работать, но единственное, куда ее взяли – перебирать лук на рынке. Закончив свой короткий рассказ, она еще раз сказала нам «спасибо» и ушла обратно к лежбищу – перебирать гостинцы.

В тот вечер мы с Володей сделали доброе дело.

«Доброе» дело, «недоброе» дело – какая разница? Вспомнится, тоже… У меня кошки скребут на душе, а я тут о том, как когда-то какой-то бомжихе купил еды. Кто бы меня сейчас пожалел?

А вообще – здравая идея, про «пожалели». Надо бы пересечься с кем-то из друзей. Вопрос в том, кто же это будет? Женя? Или Костя? Тот же Володя? Не, последний отпадает – мы с ним в последние месяцы совсем не поддерживаем отношения. Так что только в исключительном случае… У Кости вроде на сегодня планы какие-то были, он упоминал их вскользь в «Лондоне». Так что остается Женя – тем более, у него самого была та темная история с осознанными сновидениями… Вот и надо бы его расспросить. С пристрастием.

Да-а, Жене вроде бы интересно мое самочувствие, и он так сильно, прям так сильно беспокоился, предостерегая меня от осознанных сновидений, однако же… Однако он не написал. Не позвонил. Не справился о моем самочувствии. Неужто подумал, что я струсил, забоялся практиковаться? Не думаю, что это прям возможно… Да и в любом случае, если я начну изливать ему душу и просить помочь, Женя, – а я уж знаю его характер – не станет посылать меня лесом. Вначале, конечно, посетует, поругается. А потом пойдет с максимально левой стороны (Черт, я начинают путать своих друзей: или деловой – это все-таки у нас Костян?) и попытается сходу придумать план действий. Да, план. Мне определенно нужен план действий, и мой близкий друг просто обязан мне с этим помочь.

Вж-ж-ж-ж-ж-ж-ж!

Что там за углом? Ноги сами заворачивают за дом и несут меня в дворик, окруженный пятиэтажками. Тут много деревьев, а в целом ничего необычного – типичный двор. Вот только посередине что-то не то… Оно, это нечто, не вписывается в городскую реальность. Скульптура… Горгулья, одновременно прекрасная и отвратительная. Горгулья держит на руках прекрасную деву.

Как, черт возьми, эта скульптура могла оказаться в захолустном дворе? Быть может, кто-то из крупных… ох, даже не представляю… бизнесмен, живущий здесь, временно ее так разместил? Или она не понравилась его новой подружке, и она эту скульптуру выбросила? Первый пункт – нет, бизнесмен нашел бы, где еще такую штуку поставить – невзирая на ее размеры. У них же коттеджи, дачи, имения. А второй пункт… Ну неужели хоть кому-то эта статуя может не понравиться? О боже, как же прекрасно. Как живая.

Помню, смотрел я как-то документалку про Рим. Ведущий рассказывал о новых достижениях в историографии и вышагивал по итальянской столице. И там показывали фонтан на одной из центральных площадей. Примерно такую скульптуру я вижу и здесь, но… куда реалистичней. Скульптор создал живую иллюзию: крик! Оглушительный, жуткий крик изрыгает это мерзкое создание; защитник, который не хочет, чтобы с девушкой что-то случилось. Горгулья кричит на невидимого врага.

Да, ведь чудовище почти прижимает эту девушку к себе…

Я оглядываюсь по сторонам и вдруг осознаю, что мигрень прошла. При этом… нет звуков. Из этого закоулка вселенской материи кто-то гигантским вакуумным пылесосом вытянул