Она сияет от гордости, показывая всем свою добычу, не менее шести толстых красноватых рыбин.
Пару рыб тут же разделывают те, кто поймал, и раздают всем остальным: это обед. Я угощаюсь вместе со всеми, и мне снова кажется, что я никогда в жизни не ела ничего вкуснее. Пока я жую, я замечаю, что Полоска-на-Животе украдкой смотрит на меня. Забавно, похоже, мы нравимся друг другу.
– Отличный улов, – говорю я ей: как раз от рыбы, которую она поймала, я и пришла в такой восторг.
Она сияет.
– Спасибо!
Вокруг царит дружелюбная неразбериха из сияющих глаз, рук, тянущихся за куском, и пальцев, быстро рисующих жесты. Мы много смеемся, чаще всего беззвучно, но бывает, что раздается и бульканье. То и дело между нами проскакивают маленькие рыбешки и пытаются стащить что-нибудь из добычи, те кусочки, которые ускользают из наших рук.
Как хорошо просто сидеть здесь, просто есть, просто быть. Моя прошлая жизнь, когда я переживала из-за оценок по китайскому, из-за того, где я дальше буду учиться и как буду платить за учебу, кажется мне полузабытым сном.
Когда все сыты, оставшуюся рыбу собирают в большие корзины и каждый, кто может, закидывает такую за плечи. Даже мне доверяют одну. Внезапно всех охватывает чемоданное настроение. Пожитки, которые остаются лежать то тут, то там, собирают и подвешивают к поясам или перебрасывают через плечо. Дети толпятся около матерей, шалости временно забыты. Даже Послушный-Послушный затихает и внимательно следит за происходящим.
Всегда-Смеется с любопытством наблюдает, как я надеваю свой рюкзачок из парасинта.
– Красивый, – замечает она. – И практичный. У всех людей воздуха есть такие?
– Нет, – отвечаю я. – Он у меня недавно.
Я купила его для этого путешествия, но сильно сомневаюсь, что смогу объяснить Всегда-Смеется, что значит «купила».
И мы трогаемся с места. Есть что-то первобытное в том, чтобы отправиться в путь вместе с большой группой людей. Десятки рук и ног совершают мощные гребки. Малыши держатся за своих мам и пап. Дети постарше стараются не отставать от взрослых. Это словно древний караван, который ползет по бескрайней пустыне.
Впереди плывет тот великан, Двенадцать-Жабр. Я вижу, как он говорит:
– Давайте прокатимся на потоке!
И наконец понимаю, о чем речь. Школьная программа мгновенно всплывает в моей памяти. География. «Поток», о котором говорит Двенадцать-Жабр, – это, похоже, не что иное, как Восточно-Австралийское течение, быстрое морское течение, которое омывает всё восточное побережье Австралии и направляется дальше к югу, до самой Сиднейской метрополии.
Так вот чего я боялась всё это время. Восточно-Австралийское течение, как нас учили в школе, еще исстари считалось одним из сильнейших и опаснейших. В то время как другие течения ослабли в ходе изменений климата – например, Гольфстрим, который обеспечивал мягкий климат в Европе, – Восточно-Австралийское течение стало еще сильнее и опаснее. Парусники стараются его избегать. Моторные суда пересекают его на полном ходу и с большой осторожностью. В нем не раз тонули подводные лодки.
И этого монстра собрались оседлать субмарины?..
5
Я стараюсь не отставать от Всегда-Смеется, которая, несмотря на свой огромный живот, всё равно двигается быстрее меня. Всё-таки перепонки на руках очень важны для плавания!
Когда мне наконец удается поравняться с Всегда-Смеется, я легонько дотрагиваюсь до ее плеча и быстро спрашиваю:
– Вы часто так делаете? Катаетесь на потоках?
Она кивает. Ее глаза лучатся радостным предвкушением.
– При каждой возможности. Но, к сожалению, они выпадают редко.
– Вы знаете, что это за поток?
– Нет, – отвечает она. – Мы впервые в этих местах.
Такой ответ заставляет меня беспокоиться еще сильнее, но продолжать разговор мы не можем, иначе отстанем от остальных. Я гребу изо всех сил и стараюсь не думать о фотографии с искореженной американской подлодкой из учебника географии.
Меня обгоняет Послушный-Послушный, и не похоже, чтобы он прикладывал особые усилия. На его лице я читаю такое же радостное предвкушение, как и у Всегда-Смеется. Кажется, все ждут не дождутся, когда же мы наконец доберемся до потока.
Как странно быть частью племени. Я плыву, и мне кажется, что мои ноги и руки двигаются синхронно с руками и ногами остальных субмаринов, как детали единого механизма. Как будто нас уже несет мощный поток. Все движутся в одном направлении, создавая своего рода течение, благодаря которому мне легче выдерживать общий темп. Они несут меня с собой. Племя – это не просто слово, это явление, и я его часть.
Это чертовски непривычно. За всю свою жизнь мне еще никогда не доводилось быть частью чего-то. Наоборот, я всегда была аутсайдером, той, кому приходилось со всем справляться в одиночку. Бороться за то, чтобы меня не трогали. Чтобы оставили в покое и не замечали. А теперь я принадлежу племени так же, как капля принадлежит морю. И от мысли об этом у меня внутри всё переворачивается.
Я по-прежнему боюсь Восточно-Австралийского течения, которое перемалывает в щепки подводные лодки и грузовые суда. Оно такое сильное, что противостоять ему не смог бы ни один корабль. Меня охватывает страх – или лучше сказать «трепет»? «благоговейный ужас»? – перед этим потоком, но, если все остальные бросятся в него, я тоже это сделаю. Я преисполнена решимости.
Постепенно я чувствую, что мы всё ближе. Или это только мое воображение? Вода уже не такая спокойная, как раньше. Осталось совсем не далеко, скоро всё начнется. Будь что будет. Я даже радуюсь – мои мышцы уже болят от напряжения, а ведь они еще понадобятся мне, когда мы начнем… кататься на потоке.
Теперь все останавливаются, собираются в тени поросшей кораллами скалы. Красноватые ветви горгонарий клонятся под напором постоянного течения, сине-желтые полосатые рыбки держатся у дна или возле кораллов, которые тянутся за пищей крошечными лапками.
Что теперь будет? Мы кучка бледнокожих тел, мы парим в воде близко-близко друг к другу, и то же течение, которое заставляет клониться ветви кораллов, а рыб прижиматься ко дну, играет нашими волосами. Бусины в волосах женщин поблескивают. Я вижу Двенадцать-Жабр, он парит впереди, одной рукой держась за камень, а другой переговариваясь с Белый-Глаз. То и дело
