Я растерянно перевожу взгляд с одного на другого, толком не понимая, о чем они говорят. Из школьных уроков я знаю, что на морском дне много вулканов и все они очень разные. Некоторые постоянно изрыгают горячую воду, полную солей серы. «Черные курильщики» – так их окрестили – ядовиты как для людей, так и для большинства животных, но являются средой обитания для множества видов, приспособившихся к ядам. Другие вулканы мирно булькают себе до тех пор, пока в них не поднимется давление, и тогда случается взрыв: извержения вроде того, которое мы наблюдали только что, поглощают целые корабли.

Меня охватывает запоздалый ужас.

– Спасибо, – сигнализирую я Шрам-на-Подбородке и в этот миг очень радуюсь тому, что мы общаемся на языке жестов. Слова, произнесенные вслух, сейчас едва ли могли бы передать, что у меня на сердце.

Мы плывем все дальше, и дальше, и дальше, до тех пор, пока глубоководная впадина наконец не оказывается позади и под нами снова не проступает морское дно. Здесь оно глубже, чем на той стороне, так глубоко, что цветов уже не различить, только черный и белый, и это несмотря на то, что день еще в разгаре.

Мы пока никуда не торопимся. Для этого нет причин. Если не считать бегства от вулкана, мы весь день плывем в таком темпе, с которым я справляюсь довольно неплохо, а разведчики и вовсе почти не напрягаются: Плавает-Быстро гребет одними ногами и при этом плывет с той же скоростью, что и я. Когда он так делает, я предпочитаю на него не смотреть.

Наконец наступает вечер, пора искать место для ночевки. Мы добрались до местности, изрезанной трещинами и пещерами. Я наблюдаю, как Плавает-Быстро переплывает от одной темной впадины к другой, засовывает голову в каждую из них и издает странные щелкающие звуки.

Наконец я дотрагиваюсь до его плеча, чтобы обратить на себя внимание, и спрашиваю:

– Что ты там делаешь?

– Ищу пещеру, не слишком большую и не слишком маленькую, – отвечает он.

– Нет, я имею в виду звук.

Он повторяет его у меня на глазах: звонкий щелчок языком.

– Попробуй сама, – говорит он.

Еще один урок подводной жизни. Я пытаюсь подражать своему спутнику, засовываю голову в пещеру и щелкаю. И действительно – я слышу, нет, я чувствую эхо, которое возвращается ко мне со всех сторон и загадочным образом складывается в картину. Я почти вижу очертания окружающих меня каменных стен. Своего рода эхолот, который показывает мне… ну, скажем так, он дает мне понять, что за этой дырой находится огромная неуютная пещера, в которой обитает море всякой живности.

Плавает-Быстро находит пещеру, которая подходит нам идеально. К тому же тут нет никого, чье соседство было бы нежелательным для нас, это он проверяет отдельно. Его явно переполняет гордость, что он нашел пещеру первым. В тот самый момент, когда он хвастается этим перед Шрам-на-Подбородке, мимо проплывает здоровая рыбина, и разведчица тут же бросается за ней вдогонку.

Плавает-Быстро скептически машет рукой.

– Ей ни за что ее не поймать, – считает он.

Но не проходит и десяти минут, как Шрам-на-Подбородке возвращается с рыбой на поясе.

– Ну что, кто проголодался? – спрашивает она, с улыбкой победительницы, и я замечаю, что Плавает-Быстро сильно впечатлен, но старается не подать виду.

Мы едим. Я устала и хочу только одного – спать. Но сначала я уже в полудреме отплываю за угол, чтобы спокойно справить нужду. Когда я возвращаюсь назад, я вижу, как Шрам-на-Подбородке говорит:

– Разведчики почти всё время проводят в одиночестве, это в нашем деле тяжелее всего. Тебе так не кажется?

На что Плавает-Быстро резко бросает:

– Выкинь это из головы.

Что же это, женщина из племени Серых Всадников пытается соблазнить Плавает-Быстро? Я не знаю, верна ли моя догадка, к тому же я так хочу спать, что мне нет до этого никакого дела. Я забираюсь в пещеру, устраиваюсь поудобнее и через мгновение уже проваливаюсь в сон.

На следующее утро наши сборы проходят в молчании. Они что, поссорились ночью? Такое вряд ли возможно: когда я уходила спать, уже было слишком темно для разговоров.

Однако Плавает-Быстро явно напряжен куда сильнее, чем раньше. Я бы даже сказала, что он с подозрением поглядывает на Шрам-на-Подбородке. Мы плывем над унылым серым дном к цели, которая известна только ей.

Вдруг – где-то незадолго до полудня – до нас доносятся звуки, которые мне до этого ни разу не приходилось слышать под водой. Как будто где-то рядом без устали скрипят и стучат гигантские древние ткацкие станки. Я представляю, как они превращают водоросли в ткань для платьев. Много-много ткани.

– Нас ожидают, – сигнализирует Шрам-на-Подбородке. – Значит, остаток пути мы преодолеем быстро.

Мы подплываем ближе, и я наконец вижу, кто издает эти звуки. Это, конечно же, вовсе никакие не машины – это киты. Вернее, кашалоты. В школе мы так подробно изучали китов – и вымершие виды, и живущие ныне, – что ошибки быть не может.

Всего их трое, один гигантский, один помельче и один детеныш, все они внимательно нас рассматривают, пока мы подплываем всё ближе и ближе. Так же внимательно, как и мужчины, сидящие на их спинах в своего рода седлах, закрепленных на гигантских телах кашалотов при помощи плетеных ремней.

И тут я наконец понимаю: так вот кто такие Серые Всадники!