Она подплывает даже ко мне. Обнимает меня, и, хотя я вообще не из тех, кто обнимается, с ней обниматься так приятно, будто мы знакомы уже сто лет. Мне вдруг приходит в голову, что, будь у меня была сестра, по ощущениям это было бы почти так же.
– Всего тебе хорошего, – говорит она, выпуская меня из объятий. – Жаль, что мы так мало говорили друг с другом. И я надеюсь когда-нибудь узнать, к чему привели твои поиски. Она испытующе смотрит на меня. Ты Посредница, я это точно знаю. Верь мне.
Я не особо верю, но сейчас не тот момент, чтобы спорить. К тому же я чувствую, что вот-вот разревусь, поэтому я просто отвечаю: «Я постараюсь». А потом еще раз прижимаю ее к себе, что вообще не похоже на ту меня, которую я знаю.
Прощание длится вечно. После того, как Полоска-на-Животе обнялась с прежним племенем, ей нужно подплыть по кругу к каждому из новых соплеменников, которые тоже обнимают ее, принимая в свои ряды. Между тем Поет-Красиво проделывает такой же круг почета у нас. Все наставляют его любить и беречь Полоску-на-Животе и ее детей. От некоторых ему достается мрачный взгляд или даже удар кулаком в плечо за то, что он забирает ее у нас. Он выносит всё это стоически и вновь и вновь заверяет всех, что это большая любовь, тут ничего не поделаешь, и в конце концов все это понимают и признают.
Ко мне он тоже подплывает, чтобы сказать, что для него большая честь познакомиться с Посредницей, которая была предсказана в пророчестве.
– Хотя сам я в эти древние пророчества совсем не верю, – признаётся он с нерешительной улыбкой.
– Все в порядке, – заверяю я его. – Мне бы хотелось, чтобы как можно больше народу перестало верить во всё это.
Темнеет, и, когда всеобщее возбуждение немного спадает, мы начинаем праздновать всё, что случилось. На этот раз субмарины не устраивают Вместе-Вместе, а начинают своего рода певческий поединок: Длинная-Женщина поет за нас, а Поет-Красиво – за своих.
И его пение меня действительно впечатляет. Может быть, дело в том, что он влюблен, но из его тела льется такой полный, насыщенный и живой звук, что я не верю своим ушам. Певцы постоянно сменяются, подкалывают друг друга, и иногда мне кажется, что этих двоих слышно за тысячи километров – и что любой, кто их услышит, должен опуститься на колени, потрясенный.
На следующее утро из другого племени к нам переходит немолодой охотник. Его зовут Сильная-Рука, он существенно старше всех остальных охотников, но на вид он просто невероятно силен. Его прощание с соплеменниками выглядит гораздо более сдержанно, да и, когда он по очереди обнимает нас – так здесь, похоже, принято, – ощущается некоторая неловкость. Сдается мне, он тот еще брюзга.
Но он знает местность, куда мы движемся. Все остальные считают, что это хорошо.
– Пусть только попробует тут нам побрюзжать, – едва заметными жестами говорит Всегда-Смеется.
Наступает время последнего прощания. Все по очереди обнимаются друг с другом, а учитывая сколько нас, объятий получается огромное количество. Некоторым и того мало, они обнимаются во второй и в третий раз. Все желают друг другу попутных течений, богатой добычи и безопасных стоянок, после чего мы уплываем в одну сторону, а второе племя – в другую.
Но если их племя своими силами продвигается на север, то мы снова ныряем в поток, и он стремительно уносит нас дальше на юг.
9
Так проходят дни, недели, я уже потеряла счет времени. Я плыву вместе с племенем, ем водоросли и сырую рыбу, сплю в ложбинках на песчаном дне. Я вплетаю ракушки себе в волосы, учусь плести сети и узнаю, где искать устриц. Я провожу время с детьми, они показывают мне, как играть в ракушки и еще в одну игру, что-то вроде ладушек. Я мастерю бусы и пою вместе с остальными на Вместе-Вместе.
Но я начинаю чувствовать скуку.
Я в этом, конечно, никому не признаюсь. Я даже самой себе не готова в этом признаться. Но какой бы экзотической и странной ни была жизнь субмаринов – каждый день здесь похож на предыдущий!
Я хотела бы снова пройтись пешком. Поглазеть в витрины магазинов. Поговорить с кем-нибудь голосом, а не жестами. Послушать музыку, в которой звучат ударные. Видеть фасады домов, машины, пляжные зонтики. Почитать книгу.
Как бы я ни любила сырую рыбу, постепенно мне начинает хотеться чего-нибудь жареного, вареного или тушеного. Или просто кусок хлеба. Яблоко. Чего-нибудь с соусом и лапшой. Да, и газировку со вкусом манго! За стакан газировки я бы душу продала!
Мне нельзя даже думать об этом.
Поэтому я думаю о том, что, собственно, привело меня сюда, о той цели, к которой я так и не приблизилась ни на шаг. Я наконец призываю Плавает-Быстро к ответу. Я напоминаю ему о его обещании помочь мне найти отца. И что он сделал для этого? Ничего.
Я вываливаю на него всё это, и хорошо, что никто не попадается мне под руку, пока я жестикулирую, потому что, попадись кто, у него были бы синяки. Похоже, со стороны я кажусь совершенно разъяренной, по крайней мере, Плавает-Быстро смотрит на меня испуганно.
– Как ты можешь говорить, что я ничего не сделал? – защищается он. – Мы все что-то делали. Разве мы не пели и не танцевали практически каждый второй вечер?
Я смотрю на него, не веря своим глазам. Какое это вообще имеет отношение к моему отцу?
– Танцы и пение, – наставляет меня Плавает-Быстро, – создают гармонию со Вселенной. А когда гармония достигнута, все проблемы разрешаются сами собой.
У меня такое чувство, как будто мне с размаху дали в лоб. Этого же не может быть, правда? Не может быть, чтобы Плавает-Быстро имел в виду что-то в этом духе, когда говорил, что поможет мне?
– Но это же бред, – возражаю я.
– Нет, – отвечает он. – Так устроена жизнь.
Ну нет, так просто он от меня не отделается.
– В Сихэвэне тебя держали в клетке, – напоминаю я ему и от переполняющей меня ярости показываю название по буквам, забыв, что эти жесты он не понимает. Вспомнив об этом, я добавляю: – В городе над водой, откуда я родом. Тебя там держали в бассейне, в клетке и хотели тебя убить. Разве там тебе помогли бы песни и танцы?
Плавает-Быстро опускает голову.
– Ну, для танцев там было слишком тесно. Но я пел. И конечно же, это
