Он отпускает одну мою руку лишь для того, чтобы поднять вторую и приложить мою ладонь к своей груди.
– Ты вошла в мое сердце. Покорила. Увлекла. Лина, я больше всего на свете хочу, чтобы ты стала моей женой.
– А как же Хейола? – После такого признания кажется кощунством напоминать ему о сопернице, но не сделать этого я не могу.
– Я ее не брошу. И позабочусь о том, чтобы и она нашла свое счастье. Но не со мной. – Ликет неожиданно улыбается, чувствуя мое напряжение. И успокаивает: – Не будет никаких фавориток. Я хочу, чтобы ты для меня была единственной. И еще…
Все же выпустив мою руку, Ликет достает из кармана… кольцо.
Потеряв дар речи и широко раскрыв глаза, я смотрю на красивый резной ободок из желтого металла, в оправе которого оранжевым огнем горит томлитонит. Текучий, живой, словно жидкая магма, запечатанная в прозрачный футляр. Необычный, совсем не такой, какой использован для моего браслета, где камни совсем спокойные и намного бледнее.
Это… Это то самое кольцо? Или другое?
Я вдруг с ужасом понимаю, что не знаю, как выглядит украшение, которое хотел подарить Тогрис! Я ведь его ни разу не видела! Думала, что окажусь на Томлине и все выясню, а теперь вижу, что нет у меня на это времени.
– Примешь? – хриплым от волнения голосом спрашивает Ликет и ждет. С надеждой в глазах, не желая давить, а мне ему отказывать совсем не хочется. Не догадываясь, что дети наши не будут лишены способностей, он принял решение, достойное уважения. И любви.
Протягиваю руку, завороженно наблюдая, как широкий ободок легко скользит по среднему пальцу, сжимаясь и плотно его обхватывая. А потом…
Потом я уже никуда не смотрю, захваченная круговоротом ощущений, новых и уже изведанных, но неизменно чувственных и сладких. Страстных поцелуев, сводящего с ума томления, жарких прикосновений…
Краем сознания замечаю, что наше положение изменилось – мы уже не сидим, а лежим все в той же беседке на втором диване, больше похожем на кровать, на мягкой горе подушек и покрывал, да и одежды на нас почти не осталось. Однако удивление быстро испаряется, сметенное напором жадных рук, давлением сильного тела, страстного шепота…
– Подожди! – прошу, с трудом останавливая разгоряченного мужчину.
Он не сразу меня понимает, но все же ласки прекращает, тяжело дыша. И даже смещается, освобождая мне пространство для маневра. Я же снимаю с шеи кулон с виаразом, чтобы надеть его на своего избранника. Ведь не только он хочет от меня ребенка, но и я от него. Хочу, чтобы наше желание и мечты были взаимными. Во всех смыслах.
Себя кому-то подарить – значит верить и…
Любить.
В теле приятная нега, в душе умиротворение, мысли из головы словно ветром выдуло, и они медленно и крайне лениво возвращаются обратно.
Да-а-а… Теперь я понимаю Варию. Как и Рильмину, впрочем. Если мой брат и Тогрис проявляли себя столь же умелыми любовниками… Даже если вполовину… Впрочем, нет, уверена, с моим первым мужчиной им не сравниться!
Ликет… Хочется прижаться к нему сильнее, хотя он и так меня обнимает, пусть и лежит расслабленно, да только сил никаких нет.
Лениво подняв веки, понимаю, что мы все в той же беседке, разве что за это время стемнело. Но мрак не наступил, скорее сумрак, который разгоняет приятный теплый свет.
– Проснулась? – ласково звучит любимый голос. Лба касаются теплые губы, а руки теснее обнимают, даря уют и защищая.
– Это было незабываемо, – расслабленно выдыхаю, прислушиваясь к ритмичному стуку сердца под моим ухом.
– Знаешь, как эти беседки называют? «Шатры влюбленных». А есть еще скамейки. Это «зоны флирта». Таких мест на первом ярусе дворца больше ста, и придворные с удовольствием проводят время в тех, которые свободны. Парк, по сути, для этого и предназначен.
– Сюда кто-то мог прийти? – подскакиваю, натягивая на себя покрывало и судорожно оглядываясь. К счастью, сквозь ажурные стены никого постороннего не вижу. Лишь деревья, которые в наступивших сумерках начали приятно светиться оранжевым и желтым светом.
– Нет, любимая. – Ликет приподнимается на локте, объясняя. – Этот шатер мой личный и… Лина, только не надо думать о том, сколько женщин побывало здесь со мной до тебя! Я в достаточной степени щепетилен, чтобы не оставлять о них никакой памяти. Здесь все новое. Ну а место… Оно ведь предназначено для любви. И намного романтичнее, чем моя спальня.
Он с таким пылом меня убеждает, что становится весело.
– Я не ханжа, Ликет, – улыбаюсь, успокаивая его. – Никогда не понимала женщин, свято убежденных, что у мужчины до них не было неофициальных любовниц. А что касается места, то обижаться в отношении него тем более глупо. Это равносильно тому, что заявить: «Ах, ты этим занимался во дворце, а после этого посмел меня сюда привести?» Или еще масштабнее: «Ты на Томлине с любовницами развлекался, а я по этой планете теперь ходить должна?!»
Видимо, я так выразительно говорю, что Ликет не выдерживает. Хохочет и, схватив меня, заваливает обратно на подушки. Мы снова с упоением целуемся, пока мой желудок не решает вмешаться и напомнить нам о других, не менее насущных потребностях.
Любимый спохватывается и быстро организует нам ужин, видимо, тут и для этого есть все условия. Хотя я не очень понимаю, откуда в маленьком шкафчике около низкого столика взялись готовые блюда, которые Ликет достает.
– Они тут всегда, на тот случай, если мне захочется зайти и перекусить. И их каждый день обновляют. Когда я во дворце, разумеется, – объясняет мужчина, а я, предвкушающе покусывая губы, наблюдаю за ним. За сильными руками, которые аккуратно ставят тарелки; за босыми ногами с на удивление мощными икрами – в брюках это не так заметно; за тем, как играют мышцы на спине… Эх, вот зачем он простыню на бедра намотал, а? Нас же все равно никто не видит!
И тем не менее я тоже закутываюсь в тонкую приятную ткань – все же на открытом воздухе, пусть и теплом, хочется комфорта привычной «одетости». Помедлив, сползаю на разбросанные по полу подушки и усаживаюсь удобнее. Ликет, закончив приготовления, опускается рядом.
– Нервничаешь? – ласково спрашивает, обнимая, чтобы придать уверенности.
– Это первый раз, когда я ем… не одна, – чувствую, как краснею, и смущенно прячу лицо у него на плече.
– Для меня это тоже впервые, – признается любимый. В его голосе ничуть не меньше волнения. – Раньше мне ни с кем не хотелось быть рядом в этот момент, но теперь…
Сейчас ему не просто этого хочется. Он этого желает. И с таким выражением, будоражащим кровь и воображение, следит за моими руками, занятыми привычным процессом, что я не выдерживаю.
– Может, все же отвернешься? – жалобно прошу, чувствуя, что вряд ли проглочу то, что в рот положила, если он будет и дальше так на меня смотреть.
Короткое отрицательное движение