Возможно, я перегибаю палку. Возможно, Вария любит его не только телом, но и душой. Тогда, конечно, и влечение пропадать будет очень и очень медленно. Тут ведь у всех по-разному идет процесс. Индивидуально. Одинаков лишь итог. Нет танца или секса – нет привязки. Пшик.
– Неужели влезла? – преувеличенно удивленно восклицает мама, когда Рильмина все же стягивает на моей груди корсаж, основательно поднимая грудь, а Вария завязывает ленты шнуровки на талии. Хорошо, что мне еще легкая вуаль положена, открытый верх не будет смотреться так вызывающе.
– Мама, вот скажи честно, а как ты с этим справляешься? – не выдерживаю я. Нет, ну на самом деле! Она же шенорианка. У нее должны быть те же проблемы.
– С чем именно? С аппетитом? – уточняет родительница.
– Да. Ты ведь не так много ешь?
– Какие у тебя вопросы неприличные, – загадочно улыбается мама, разглаживая юбку бледно-желтого платья. Вовсе не голубого. Лишь синяя вышивка по подолу и кромкам поддерживает традиции Виона. – Впрочем, ты девочка взрослая…
– Почти, – огорченно вздыхаю я.
Расстраиваюсь я не без причины. Мне ведь вчера двадцать пять исполнилось, поэтому и помолвку на сегодня назначили, но половозрелой я так и не стала. Надеялась, что хоть сегодня это произойдет. Увы. Никаких намеков на изменения. Видимо, мой организм решил не торопиться. Обидно. А ведь я так хотела, чтобы первая ночь нас с Тогрисом по-настоящему сблизила!
Мама моего замечания не слышит, потому что Ларилина, заинтригованная не меньше меня, вскочила на ноги, чтобы подойти ближе. И уронила беднягу ик’лы, который нервно пискнул, заглушив мой голос.
Укоризненно посмотрев на потенциальную невестку, огорченно лепечущую «ой, я случайно», родительница продолжает:
– Организм шенориан запасает вещества впрок, чтобы надолго хватило, когда наступает голодное время. Но делает он это только в том случае, когда у него нет уверенности, что пища появится. Если женщина и мужчина… едят… вместе… вернее… – Паузы повторяются с завидной регулярностью, потому что мама никак не решается сказать как есть. И все же говорит: – Если мужчина кормит женщину из своих рук, то организм снижает запросы, потому что чувствует – рядом тот, кто может его питанием обеспечить… Хватит хихикать! – сердится, потому что мы все без исключения, кто громче, кто тише, смехом пытаемся замаскировать смущение. – Лина, будешь так реагировать, выйдешь к гостям с красным лицом!
А я бы и рада не реагировать, да только как? Это ведь жутко неприлично! Мало того что кто-то смотрит, как ты ешь, так еще и… кормит. Брр. Хорошо хоть я до свадьбы узнала о таком извращении. Наставницы, когда мы личные отношения с мужчинами разбирали, ничего подобного не рассказывали. Стыд-то какой! И мне это предстоит? Ой, нет! Лучше я заранее попрошу Тогриса ничего такого не делать. Если, конечно, смелости наберусь. А может, он и сам не захочет? С чего бы ему вдруг меня кормить? Тем более он не шенорианин. С другой стороны, папа, судя по маминым словам, именно этим с ней занимается. Хотя, возможно, лишь потому, что она попросила? Чтобы не хотелось есть много. И на других планетах мужчины такого безобразия не практикуют?
Вопрос так сильно меня волнует, что я теперь лишь о том думаю, кто мне на него ответит. Кто, кто… Рильмина, больше некому. За все планеты она, конечно, ручаться не будет, но за свою-то может.
Вот только спросить возможности нет. При маме и Ларилине этого не сделаешь, а количество тех, кто может разговору помешать, увеличивается по мере того, как мы покидаем мои апартаменты и приближаемся к парку. Появляется возможность лишь там, где кустарники не дают женскому сообществу обступить меня плотно.
– Думаю, он захочет, – в лоб ошарашивает меня Рильмина, когда я тихо задаю вопрос.
– Почему? – расстраиваюсь. Все же я надеялась иное услышать.
– Потому что, когда Тогрис раненый в постели лежал и я его кормила, ему нравилось. – Томлинка даже не пытается смягчить шокирующую информацию.
– Ты?.. Сама?.. – Я мучительно краснею, чувствуя, как кровь приливает к щекам.
– А что мне оставалось? – отводит взгляд фрейлина. Впрочем, ее тон остается уверенным и резким. – Дать ему умереть с голоду? Да и влечение все равно уже развивалось, я ведь чувствовала.
Мы выходим на открытое пространство, где меня вновь обступают весело щебечущие девушки, и я облегченно вздыхаю, радуясь, что приходится прекратить неприятный разговор.
Привязку сбить куда ни шло, но кормить… Возмутительно! Это… это… А вот это как раз ответ на вопрос, почему организм Рильмины так долго не теряет тяги к Тогрису. Еще бы! Такой контакт провокационный!
Фрейлину я осуждаю куда больше, нежели ей сочувствую. Страдает она из-за собственной неосторожности. А вот нечего было идти на поводу у жалости! Пусть бы сам ел. И слабость тут не оправдание. Собрался с силами и ложку до рта донес! Мужчина он, в конце концов, или нет? Дети и те стремятся к уединению во время еды, им, только пока они совсем несознательные, кормильцы помогают. А тут – на́ тебе, нравится! И ладно бы с той нравилось, на которой жениться собрался, то есть со мной, так ведь нет! Мало того что с совершенно посторонней девицей такой интимный процесс разделял, так еще и делал это с удовольствием!
Возмущение так и кипит в душе. Я не замечаю, как мы выходим на площадку, где будет проводиться помолвка. И на прекрасный фон – оплетающие камни зеленые вьюны и гирлянды цветов – тоже внимания не обращаю. Не вижу даже Драка, который чуть в стороне от приглашенных на торжество империан нетерпеливо ждет прогулки. Я до тех пор негодую, пока среди встречающих нас мужчин взгляд не находит виновника моего состояния.
Тогрис смотрит не отрываясь, словно каждым моим шагом любуется, и я о Рильмине забываю тут же. Ведь он такой… такой… Желанный! Статный, красивый, притягательный! Невольно ускоряюсь, стремясь как можно быстрее оказаться рядом, коснуться руки, почувствовать тепло его ладони, услышать мягкое, ласкающее: «Добрый день, фисса Идилинна».
Титул он произносит уверенно – вчера имперский совет принял нововведение. Впрочем, скоро, уже через пару часов, когда церемония будет завершена, моему жениху это не понадобится. Он сможет и имя сокращать, и обращаться ко мне неофициально. Наконец-то мы хоть в этом станем ближе, избавившись от необходимости соблюдать условности.
И как же я рада, что все, что мне приходится делать, отработано до автоматизма. Мне совсем не хочется думать о том, куда идти и что говорить. Я с волнением слежу лишь за тем, что делает Тогрис. Послушно следую за ним через увитую вьюном каменную арку. Млею от счастья, ощущая крепкое пожатие руки. С трепетом ловлю каждое слово, которое он произносит, опустившись передо мной на одно колено:
– Фисса Идилинна Мео Эвон, наследница Виона, дочь
