— Это Чак Понс?
Франко кивает, а Вики замечает:
— Я работаю над продвижением его последнего фильма от «Парамаунта» вне Америки. Но с ним лично не встречалась!
Восторженная, слегка аутичная звезда направляется к Джиму Фрэнсису, художнику, ранее известному как Бегби. Нам с Вики кивают и улыбаются прежде, чем сфокусироваться на Франко.
— Джимбо! Мой пацан! Давно не виделись!
— Да, давненько, — признает Франко, но его лицо неподвижно.
— Мне нужна голова! Мне нужно, чтобы ты дал мне голову, бро, — смеется он. Франко остается безучастным. — Шармейн, моя бывшая... — он приглушает свой голос, Вики извиняется и идет в туалет, а я притворяюсь, что смотрю на экспонаты на стене. Я понимаю, что Понс, очевидно, пытается заставить Франко сделать голову Шармейн Гаррити, его бывшей жены и коллеги по Голливуду. Я беру стакан красного вина с подноса и слышу, как он умоляет: — Помоги брату, чувак.
— Я уже помог. «Охотник наносит удар», помнишь?
— Да, чел, жаль этот фильм. У меня были реальные проблемы с акцентом. Ты замечательно работаешь, а я хочу оригинального Джима Фрэнсиса!
— Заткнись, — я слышу, как говорит Франко, пока смотрю на картину с распятием, — хочу, чтобы такие заказы были конфиденциальными.
— Без проблем, бро. Как я могу с тобой связаться?
— Дай мне свой номер, и я наберу тебя, — говорит Франко.
— Конечно, приятель, — бубнит Понс, диктуя свой номер, пока Франко вбивает его в свой телефон, — ты на меня больше не дуешься, чувак?
— Нет. Ни капельки, — отвечает Франко.
Понс игриво толкает его в плечо.
— Круто. Свяжись со мной, бро! Назови свою цену. Надо успеть, пока я могу себе позволить тебя!
Чак уходит с ухмылкой, возвращаясь к своей шайке, Франко следит за ним глазами. Я проскальзываю на сторону художника.
— Так что, вы братаны с идиотами из Голливуда и рок-звездами?
— Неа, — говорит он, трезво смотря на меня, — они не твои друзья.
Вики возвращается из туалета, но ее перехватывает Мелани, и они начинают болтать с двумя другими женщинами. Я ловлю момент, копаюсь в сумке и отдаю конверт Франко.
— Вот.
— Нет... нет... все хорошо, друг, — и он отталкивает конверт, будто я пытаюсь всучить ему собачье дерьмо.
— Это твое. Деньги по сегодняшнему курсу. Пятнадцать тысяч и четыреста двадцать фунтов стерлингов. Мы можем обсудить метод подсчета...
— Мне они не нужны, — он мотает головой, — ты должен отпустить прошлое.
— Это я сейчас и делаю, Франко, — я протягиваю конверт, — возьми, пожалуйста.
Внезапно парень в очках с черной оправой, который, как я предполагаю, его агент, спешит к нам. Очевидно, он взволнован. Говорит Франко:
— Сэм ДеЛита только что купил статую за двести тысяч долларов! Голову Оливера Харбисона!
— Отлично, — говорит Бегби, абсолютно непоколебимый, сканируя толпу, — Акселя Роуза тут нет?
— Я не уверен, — говорит парень, озадаченный подобной реакцией, — я проверю. Наслышан, — и он смотрит на меня. Франко неохотно представляет нас друг другу: — Это мой агент, Мартин. Это Марк, друг с родины.
— Приятно познакомиться, Марк, — Мартин трясет мою руку, — я позже с вами поговорю, ребята. Тут есть комната, над которой нужно поработать!
Как только Мартин уходит, Франко говорит:
— Видишь? У меня есть все, что я хочу, друг. Ты ничего не можешь дать мне. Так что оставь деньги себе.
— Но ты бы помог мне, если бы взял их. Ты можешь сделать что-то для меня.
Франко медленно качает головой. Он окидывает взглядом комнату, улыбается и кивает людям:
— Слушай, ты кинул меня, и я тебя простил, — говорит он тихим голосом. Машет шикарно одетой паре, мужчина приветственно машет в ответ. Это еще один актер, который снимался в фильме, я видел его недавно в самолете, но не могу вспомнить его имени или названия картины. — Плохие решения, которые я принимал, случились бы в любом случае, но тогда, где бы я был сейчас? — и он слегка улыбается мне. — Но я отпустил прошлое.
— Да, и я тоже хочу, — говорю ему, скрывая свое раздражение.
— Рад за тебя, — говорит он, даже не так уж и язвительно, — но тебе нужно найти свой путь, дружище. Последний раз, когда ты пытался, ебаная машина сбила меня из-за тебя, — он останавливается, и знакомый холод появляется у него в глазах.
Этот взгляд прожигает мои внутренности.
— Франко, прости меня, я..
— Не втягивай меня в это. В этот раз это должен быть соло-гиг, — внезапно улыбается он и мягко бьет меня в плечо, пародируя старого Бегби. И до меня дошло: этот пиздюк смеется надо мной.
— Еб твою мать... это извращение! Я тебе предлагаю тут деньги, Фрэнк! Деньги, которые принадлежат тебе!
— Они не мои, они от продажи наркотиков, — говорит он с покерфейсом. Потом берет меня за локоть, отводит в сторону, к картине с Джимми Сэвилом, неизвестным в Америке, который лежит избитый в кашу у «Алхамбра Бара». Глаза Сэвила вывернуты, кровь из его гениталий расплылась по его белым спортивкам, как темно-красная моча. Ниже название:
ТАК МЫ РАЗБИРАЕМСЯ С ПЕДОФИЛАМИ В ЛИТЕ (2014, масло на холсте)
Он указывает на красную точку, поясняющую, что картина продана.
— Это мое. Я раньше разъебывал лица людей и сидел за это. Теперь я делаю на этом деньги.
Я смотрю вокруг, анализируя портреты и отлитые головы, которые он создал. Должен признаться — я мало понимаю в искусстве: это самая большая куча дерьма, что я когда-либо видел в своей ебаной жизни. Он полностью обыгрывает этих толстолобых, избалованных богатых уебанов, которые, наверное, думают, что коллекционировать работы этого тюремного дикаря — круто. Неплохая игра, уебок, но еб твою мать — вылить чье-то лицо, а потом изуродовать его, это, блять, не искусство. Я наблюдаю за обитателями галереи, слоняющимися от одного экспоната к другому, глаза выпучены, показывают, рассуждают. Загоревшие мужчины и женщины с выточенными в спортзалах телами, одетые в хорошую одежду, отлично подстриженые, воняющие топовыми одеколонами, духами и богатством.
— Ты знаешь, откуда их деньги приходят? Наркоторговля? Торговля людьми, еб твою мать!
Несколько людей, стоявших рядом, поворачиваются на мой крик. Краем глаза я замечаю охранника, который вытягивает шею.
— Тише, друг, — Франко выглядит так, будто он в восторге. — Ты позоришь себя.
Я чувствую проступающий на моем лице скепсис.
— Теперь ты мне говоришь не быть мудаком на людях: все карты сошлись! Теперь скажи мне имя твоей любимой благотворительности, Франко, еб
