Осматриваюсь, но в этом помещении, кроме трех лежанок и костра в очаге, ничего нет. Умирающий у моих ног некоторое время булькает кровью и хрипит, судорожно подергиваясь, но вскоре затихает. Минус пять, и я по-прежнему никем не замечен. Никем живым, если быть точнее. Не глядя лутаю трупы, и иду по коридорам дальше.
Спустя еще метров сто петляющей подземной галереи, я услышал журчание воды и чей-то негромкий разговор, периодически прерывающийся смехом. Выглянув в проход, я обнаружил, что вышел к крупной зале, в середине которой натекла приличная лужа, даже, скорее, небольшой пруд. В него с потолка непрерывно стекают струйки воды. На этом потолке полным-полно сталактитов, а на полу, куда столетиями приземляются капли, прямо из камня растут крупные конусы сталагмитов. В некоторых местах эти сталагмиты срослись со сталактитами, образуя своеобразные природные колонны, по форме отдаленно напоминающие песочные часы. Эти колонны образовали вокруг озерца целую колоннаду, эдакий подземный античный портик. К колонне рядом с водоемом веревкой прикручен горящий факел, весело играющий огонь отражается в тысячах капель, дождем осыпающихся с потолка. Завораживающей красоты картина. Жаль, любоваться ей у меня нет ни времени, ни желания. Я пришел сюда совсем не как турист.
У водоема стоят два очередных претендента на роль безвременно усопших неизвестных героев. Один прислонился спиной к колонне и, сложив руки на груди, слушает второго, который присел на корточки спиной к нему и черпает глиняной миской воду из прудика, переливая ее в деревянную бадью.
- Ну, и я ей такой говорю, давай задирай подол, иначе пайку сегодня не получишь!
- А она чё?
- Задрала, куда ей деться-то? Ха-ха, еще сопли пускать стала, мол, ей мало еды все время дают. Ну, я ей оплеуху отвесил, чтоб не ныла. Люблю я на кормежку вниз ходить, жаль таких желающих, что собак не резанных в праздничный день.
- Ха-ха, не один ты к бабам под юбку лазить горазд.
Они гадливо загоготали и продолжили разговор в том же духе. А я, тем временем подкрадывался к тому, что стоял ближе ко мне, прислонившись к колонне. Мне на руку играет то, что за кругом света факела царит рассеянный полумрак, в котором тем, кто стоит у огня, не видно абсолютно ничего. А мне, с эффектом «Глаза Иного», это только в плюс. Эта колонна, к которой прислонилась моя потенциальная жертва, как раз скрывала меня от него, да и стоял он ко мне затылком. К тому же, ему, занятому подробностями добровольно-принудительного изнасилования какой-то из заключенных внизу сиделиц, было не до того, что творитсяу него за спиной. И совершенно зря. Короткий замах цепом и кожаная плетёнка, увлекаемая увесистым черепом Крыжня, крепко прихватила его горло к каменному столбу. Коротко мотнув череп и рукоять между собой, чтоб язык никуда не убежал, я рванул к все также стоявшему на коленях второму бандиту, увлечено трепавшемуся о своих любовных похождениях. Он почуял что-то лишь в последний миг, может, услышал шорох моих шагов, а может, его внимание привлек тихий хрип, издаваемый его обездвиженным напарником. Он обернулся ко мне лицом, на котором все еще блуждала безмятежная улыбка. Только и успел испугаться глазами, округлив их, когда увидел приближающуюся смерть. В следующее мгновение жало Крыжня перерубило его шею почти полностью, оставив лишь небольшой лоскут мяса, не позволивший голове оторваться полностью. Она дернулась, завалившись назад, словно скинутый на спину жутковатый капюшон, из разрубленных артерий вверх брызнули струи парящей во влажном воздухе крови. Я подхватил опадающее тело за волосы на голове, и легким взмахом отсек ее от туловища окончательно. После чего повернулся ко второму, судорожно пытающемуся освободится от горлового захвата Молотильщика, весельчаку. Тот уже не выглядел таким весёлым, особенно после того, как увидел в моей руке голову своего собеседника.
- Жить хочешь? Кивни, если да.
Тот, словно кролик, загипнотизированный взглядом удава, кивает.
- Сколько вашего брата тут всего?
Он немо зевает, как рыба, силясь сказать хоть слово, но удавка из сыромятной кожи захлестнула его горло с такой силой, что ему не вздохнуть. Он наливается краской, словно вареный рак, и начинает судорожно дергаться, в попытках освободиться.
- На пальцах покажи, иначе сейчас задохнешься.
Испуганный ренегат послушно вытягивает руки вперед и дважды показывает мне по десять пальцев, а потом еще семь. М-да, Сварг ошибся почти на десяток. Значит, впереди меня ждут еще два десятка голодранцев, подобных этому. Не самая радостная весть. Линчуемый бандит умоляюще смотрит на меня, корчится в ужимках, всячески показывая жестами, чтобы я его отпустил. Морда его лица краснеет все больше, и по цвету теперь напоминает переспелые помидоры. В белках выпученных глаз от нехватки кислорода и напряжения начинают лопаться капилляры.
- Сейчас, дружище, потерпи немного.
Я захожу за колонну и затягиваю петлю еще на два оборота. Привязанный сипит, дергается, пытается разорвать петлю, туго перехватившую гортань. Разум потихоньку покидает его тело, и он начинает в кровь разрывать собственное горло грязными ногтями, в попытках получить хоть маленький глоток воздуха, о котором умоляет каждая клеточка его умирающего тела. Еще десяток секунд и бандит бессильно опускает руки, полностью повисая на ременной петле. Минус семь.
На баре две минуты «Жатвы». Интересно – а каково это, убить двадцать семь человек за одну ночь? Не знаю, но собираюсь проверить это. В голове у меня словно перегорели все возможные предохранители, я будто наблюдаю за собой со стороны, как какой-нибудь леденящий кровь голофильм-триллер.
Глава 5.2
Следующая жертва подкинула мне свинью. На меня из темноты бодро вышел сухопарый жлоб, высокий настолько, что ему приходилось пригибаться, чтоб избежать ударов головой об потолок пещеры. Он подсвечивал себе факелом и шагал по направлению к залу с водоемом, то есть мне навстречу. Я замахнулся серпом в тот момент, когда он вышел из-за поворота пещерной галереи, но не рассчитал его роста
