«Больше всего я боюсь, что, получив отказ, оно заберет у меня то единственное, ради чего я продолжаю жить, мучимый непрекращающимися кошмарами, каждую ночь сводящими меня с ума. Раньше оно только наблюдало. Молчаливый черный силуэт на фоне языков пламени, жадно тянущий ко мне свои руки… И зачем я ему? Вместилище… Так сказало оно однажды…»

Увлекшись чтением, ворожея не заметила, как тело мертвой девушки беззвучно дернулось, медленно повернуло голову и, мерцая, растворилось в воздухе, чтобы в следующую секунду появиться уже сидящей на краю стола. В абсолютной тишине, нарушаемой лишь размеренным дыханием углубившейся в чтение ворожеи, ноги покойницы опустились на пол. Она встала, неторопливо, будто прислушиваясь, склонила голову набок и судорожно открыла рот, будто бы пытаясь выдохнуть.

Свеча, мигнув, погасла. Ялика отбросила листок, с тревогой вглядываясь в жадно накинувшуюся на нее тьму. Где-то зашуршало. Донеслись чуть слышные шлепки босых ног по полу. Ворожея испуганно попятилась назад, к двери. Тихий, едва уловимый шепот, больше похожий на частые сбивчивые выдохи, пронесся по окутанной непроницаемой темнотой горнице. Невнятный, обволакивающий, проникающий в сознание — он будто бы доносился со всех сторон разом, пульсируя в голове подобно морскому прибою.

Потухшая было свеча вдруг снова вспыхнула, неумолимо вырвав окружающее из цепких лап непроглядной тьмы.

Кто-то нещадно схватил ворожею за плечи и резко развернул. Прямо напротив обмершей Ялики оказалось бледное лицо покойницы. Ворожея вскрикнула и попыталась вырваться из ее объятий, сдавивших, словно тисками. Мертвая девушка нечленораздельно захрипела, силясь что-то сказать. Из ее глаз хлынули черные вязкие слезы, которые, медленно стекая по щекам, срывались с подбородка и тягучими дымящимися кляксами расползались по платью покойной.

— Освободи меня, — наконец разобрала Ялика замогильный шепот, пульсирующий в голове.

В следующую секунду мертвая девушка отрывистым движением запрокинула голову назад и безвольной грудой плоти рухнула на пол. Из открытого рта, перекошенного нечеловеческой мукой, вырвался поток извивающихся, покрытой гнилостной слизью личинок. Ком отвратительных созданий в мгновение ока скрыл под собой тело покойницы.

Пламя свечи медленно опало, едва не погаснув. Отступившая было тьма вновь затопила окружающее почти непроглядным сумраком.

В неверном свете, среди копошащихся у ее ног личинок, испуганная Ялика разглядела деревянную куклу в красном свадебном платье, удивительно похожем на облачение покойницы.

Поддавшись неизвестно откуда взявшемуся наитию, ворожея, преодолевая отвращение, подняла игрушку, силясь разглядеть черты кукольного личика. Но ни глаз, ни рта на гладко отполированной деревянной поверхности не оказалось. А в следующее мгновение кукла осыпалась пеплом прямо в руки ворожеи. Мелким песком серый прах заструился меж пальцев и исчез, не долетев до пола.

С оглушительным звоном лопнули стекла на окнах. В горницу ворвался порыв ледяного ветра, окончательно потушивший и без того еле тлеющее пламя свечи. Это оказалось последней каплей. Не помня себя от страха, беспощадно сжавшего зашедшееся в безумном галопе сердце, Ялика кинулась прочь из дома. «Бежать!» — пульсировала в голове единственная мысль, пока ворожея, не разбирая дороги, стремглав неслась сквозь густую пелену тумана, скрывшего за своей клубящейся плотью реальность.

«Освободи», — вторгался в сознание настойчивый шепот.

Опомнилась Ялика только тогда, когда вырвалась из тумана, рухнув, как подкошенная, к ногам перепуганных товарищей, ждущих ее на опушке.

— Жива? — обеспокоенно спросил подлетевший меша, вглядываясь в лицо ворожеи, безвольно распластавшейся на земле. Краем глаза Ялика заметила, как Добрыня выхватил меч и тут же встал настороженный, готовый отразить удар неведомого противника. Раздраженно отпихнув в сторону лапку меши, заботливо погладившего ее по голове, Ялика, тяжело дыша, вскочила на ноги.

— Ты знал? — тут же накинулась она на беззаботно жующего травинку лесовика.

— О чем? — спросил тот. — О том, что чудища там нет? Знал. Оно еще вчера ушло куда-то. Как раз опосля того, как тех дружинников подрало.

— Так какого лешего ты, нечисть лесная, ее туда послал? — Взъярился вдруг Добрыня, гневно насупив брови, и угрожающе направил меч на старика.

— Лесовик я, не нечисть, — наставительно заметил дед, спрыгивая с пенька. — Она сама пошла. Так надо было.

— Кому? — спросила растерявшаяся Ялика.

— Тебе, — ответил старик, ловко уклонившись от подкравшегося меши, который попытался схватить его за подол рубахи. Получив по носу суком, служившим лесовику посохом, меша обиженно взвыл и кинулся к ворожее, ища у нее защиты и спасения.

— Ты ответы искала, — продолжил старичок, глупо хихикнув. — Нашла же ведь?

Растерявшая весь запал Ялика нехотя кивнула и, нахмурившись, сказала, обращаясь к товарищам:

— Пойдем отсюда. Здесь нам делать уже нечего.

— Нечего, — согласился лесовик и показал пальцем куда-то за спины сгрудившихся вокруг него товарищей. — Вон, и туман уже ушел. И вы идите.

Тягучая пелена марева, и правда, отступила. Ялика не без содрогания посмотрела на чернеющие чуть вдалеке остовы домов и, ни слова не говоря, взяв под узды сочувственно всхрапнувшую лошадь, уверенно зашагала прочь по тропинке, сразу за злосчастной опушкой, ныряющей в лесную чащу. Недоуменно переглянувшись, Добрыня и меша последовали за ней, оставив глупо улыбающегося старичка в одиночестве.

— Ну вот, я сделал то, что ты просил, — произнес он, едва троица скрылась среди деревьев. Так и не дождавшись ответа, он тяжко вздохнул, выплюнул травинку и, нырнув куда-то то за пенек, исчез, скрывшись в высокой зеленой траве.

В город возвращались в тягостном молчании. Лишь бодро трусившая за хмурой Яликой кобыла изредка всхрапывала, радуясь скорому возвращению домой. Быстро уставший меша, которому из-за маленького роста все время приходилось чуть ли не бегом догонять спутников, на ходу перекинулся котом и забрался на плечи ворожеи, казалось, даже не заметившей этого. Добрыня лишь неодобрительно хмыкнул, но говорить ничего не стал. Несколько раз ему чудилось, что кто-то, скрывающийся в густой чаще, преследует их, выдавая себя треском сухой ветви или возмущенным шелестом потревоженного подлеска. Тогда дружинник на мгновение замирал, настороженно положив руку на эфес меча, и внимательно прислушивался, с напряжением вглядываясь в густую чащу. Лишь единожды он краем глаза уловил какое-то размытое движение, будто бы мимо, избегая чуткого взгляда, промелькнул бдительный зверь, тут же скрывшийся среди древесных стволов. Добрыня успокоился и прекратил обращать внимание на, как он решил, скрытую от людского взора жизнь лесных обитателей.

У городских ворот путников встретили что-то возбужденно обсуждающие стражники.

Заметив приближающегося Добрыню, один из них тут же кинулся к командиру, не обратив никакого внимания на Ялику.

— Беда в городе, — выпалил он. — С ног сбились, тебя разыскивая.

— Что стряслось-то? — эхом отозвался мигом подобравшийся Добрыня.

— Мор, — коротко выпалил стражник. — Говорят, чуть ли не с десяток горожан за ночь богам души отдали.

— Что за мор?

— Ну, — неуверенно протянул стражник,