— А я и сама это знаю. Ещё когда я была замужем за этим моим первым придурком, я столько необыкновенных предложений получала! Шикарные мужчины постоянно говорили мне: бросай ты его, идиота, переходи ко мне, будешь как сыр в масле кататься!..

— Чего ж не бросила, не перешла и не каталась?

— Дура была. Вот и не бросала, вот и не переходила. Верность мужу хранила.

— Что? Не изменяла ему никогда?

— Никогда. Вплоть до одного события, когда я сильно разозлилась на него и тогда уже изменила. Но это уже было под самый конец наших с ним отношений.

Я задумался о чём-то своём, а потом почему-то спросил:

— А ты бы теперь смогла вот просто так — взять и продаться мужчине? За деньги.

— Смогла бы.

— Уже пробовала?

— Ещё ни разу, но я знаю: я готова к этому.

— И за сколько бы ты отдалась?

— За миллион долларов.

— Кто ж тебе столько даст? А вот как насчёт суммы в семьсот пятьдесят тысяч долларов?

— Отдалась бы.

— А за пятьсот тысяч?

— Отдалась бы и за пятьсот тысяч.

— А за двести пятьдесят?

— Нет! Даже и за четыреста девяносто девять тысяч долларов не отдалась бы. Полмиллиона — это мой нижний предел.

Конечно, весь этот наш разговор был вроде бы как шуткой. Но на самом-то деле в каждой шутке всегда есть доля правды.

Всем своим нутром я тогда почувствовал: в этой шутке есть очень и очень большая доля правды. Баба мне фактически говорит: купи меня, если у тебя есть деньги! А нет — и не суйся.

Тогда же я очень серьёзно спросил её:

— Ну хорошо. Допустим, что нашёлся мужик с миллионами. И он пришёл покупать тебя. Но ведь существует известное правило: do, ut des — я даю, чтобы и ты мне дал. За свои деньги этот почтенный покупатель должен будет получить хороший товар, а перед покупкой — пощупать его руками.

— Ну и пусть пощупает. Если он почтенный и если он покупатель, а не так — бродяга какой-нибудь. Пусть даже в зубы посмотрит — они у меня все в отличном состоянии. Я — товар отличного качества!

— Вижу. У тебя сногсшибательная фигура, красивое и умное лицо. Ты, как и подобает настоящей русской красавице, естественная, а не крашеная блондинка и с настоящими голубыми глазами, а не с накладными линзами, как у американских кинозвёзд. Ты прекрасно умеешь держаться, говорить, рассуждать, смеяться. Ты одеваешься только со вкусом и никак иначе. У тебя великолепная походка, осанка, величественный поворот головы, властное или даже надменное выражение глаз, от которого любого мужчину бросит в дрожь…

— А тебя — разве не бросает?

— Нет. С чего бы это меня бросало? Я, хотя и не щупал тебя руками и в зубы не заглядывал, но знаю точно, что ты на самом деле дурочка.

— Спасибо за комплимент.

— Пожалуйста. Если не обиделась, я продолжу.

— Продолжай, я не обиделась, — ответила Зина сквозь слёзы.

— Итак, ты вся состоишь из одних внешних достоинств. Но что ты ещё сможешь дать мужчине, кроме всего этого?

— Ласку, заботу, внимание, — ответила Зина голосом, дрожащим от еле сдерживаемого плача. — Ты ещё не сказал, что я прекрасная хозяйка. Я отлично пеку! Я сошью всё, что угодно! Я прекрасно умею танцевать, потому что в детстве занималась балетом и фигурным катанием; у меня хороший голос, и я умею петь… И ещё: посмотри на мои две комнаты — у меня в них всегда идеальный порядок! Ни пылинки, ни соринки!

— Видел. Восхищаюсь, — сказал я. Вероятно, у меня это прозвучало как-то насмешливо.

И тут Зинаиду прорвало:

— Ну чего ты всё смеёшься и смеёшься надо мной? Издеваться только и умеешь!

— Я не смеюсь. И не издеваюсь. С чего ты взяла?

— Но я же чувствую!

— Ничего ты не чувствуешь. Я тебя, дуру, жалею.

— Жалельщик нашёлся! Чем жалеть, так лучше бы помог чем-нибудь!

— Хоть сейчас. Всё, что в моих силах, сделаю, — ответил я и достал из шкафа конверт. — Здесь гонорар за мою книгу об истоках величия того самого бедняги, у которого мы с тобой были в гостях. Дарю.

— Я не возьму. И я не о деньгах!

— А о чём тогда?

И тут она встала и ушла в свою комнату. А затем вернулась с газетой. Протянула — на, мол, читай.

Стал читать.

Это были сопровождаемые фотографиями брачные объявления из-за границы: средних лет голландец из Амстердама — знающий несколько иностранных языков и владелец казино; старый немец из Мюнхена — программист и одновременно человек очень положительный; швед из Упсалы — преподаватель университета; негр из Африки, утверждающий, что он очень богат; американец, итальянец, араб… «Стая стервятников! — с ненавистью подумал я. — Русских женщин им захотелось! Они поняли, что наши бабы остались без присмотра; все неженатые мужики у нас — или пьяницы, или психи, или безработные, или зэки, или погибают в горячих точках… А с другой стороны — почему бы и не взять то, что плохо лежит? Всё равно ж ведь добро пропадает!»

— Ну и что? — спросил я.

— Ты ведь знаешь языки?

— Да знаю кое-какие.

— А ты сможешь написать письмо этому симпатичному голландцу?

— Голландского не знаю, но по-немецки написал бы. Все голландцы ведь знают немецкий. А что?

— А этому шведу из Упсалы и этому американцу?

— Смог бы. По-шведски или по-английски.

— Ну так вот — напиши им всем письма от моего имени! Я-то сама не смогу! А ещё у меня есть адрес фирмы, которая вербует домработниц в Соединённые Штаты…

— И ты, получив положительный ответ, поедешь или в Голландию, или в Швецию, или в Америку?

— Да куда угодно поеду, лишь бы только отсюда вырваться!

— А если там окажется плохо?

— Ты же сам рассказывал — там хорошо!

— Я не рассказывал.

— Но ты же рассказывал про свою бывшую жену, которая живёт теперь припеваючи в Испании, на каких-то необыкновенных островах и горя не знает. Я тоже так хочу жить!

— Но ведь я приводил тебе её не в качестве примера, достойного подражания, а совсем наоборот. Баба совершила подлость, просто взяв и сбежав