– А разве не служили мы верой и правдой государю Ивану Федоровичу? Разве не водил о прошлом годе атаман Стародуб пять тысяч конных казаков на помощь царским ратям к Вязьме?
– Ты, казак, ври да не завирайся, – засмеялся в ответ офицер. – Едва ли две тысячи ратных у Гаврилы Стародуба было, а конных из них, хорошо если половина!
– Что поделаешь, государь, – ничуть не смутившись, отозвался молодец, – не соврёшь – не проживешь!
– Государь?! – изумились посланники, и, переглянувшись, дружно рухнули на колени.
– Ты откуда меня знаешь? – строго спросил я парня. – Или видел прежде?
– Приходилось, – приподняв голову, скупо улыбнулся тот и хотел назваться, но я перебил его.
– Погоди, сам вспомню! Ты – Мишка Татарчонок – джура[28] старого Лукьяна. Как он там, кстати?
– Нет уже дядьки Лукьяна, – покачал головой молодой казак. – Срубили нехристи ещё три лета назад.
– Бывает, – покачал я головой. – Но это дело такое, никого не минует, а живым надобно о живых побеспокоиться. Я про ваши беды, атаманы-молодцы, всё понял, кроме одного. Нахрена вы ко мне с ними приперлись? Турки на ваших глазах засыпали старое русло Донца, крепость выстроили, а вы сидели на жопе ровно, пока вам там не припекло. Теперь вот ко мне заявились, а зачем? Нешто у вас сабли затупились? Или перевелись в степи рыцари?
– Нет, государь, – не вставая с колен, заговорил атаман. – Есть у нас и сабли, есть и кому их в руках держать. Да только супротив пушек одними саблями много не навоюешь. В прежние времена, нам хоть изредка зелья порохового да свинца подкидывали из Москвы, так мы ещё держались, а теперь наги и босы.
– Уж я вижу, – ухмыльнулся, освобождая мне кресло, Вельяминов, намекая, очевидно, на богатые наряды послов.
– А ты не смотри, боярин, на наше убранство! – не смутился Родилов. – Всем войском собирали мы с кого сапоги целые, а с кого шаровары последние, чтобы перед светлыми царскими очами лицом в грязь не ударить. Сказано ведь, «с миру по нитке – голому рубаха»!
– Не прибедняйся, атаман, – прервал его, оторвавшийся от писания, Сомов. – Посылали вам в прошлом годе и свинца и зелья порохового, и хлеба изрядный запас.
– Да что же там посылали! – всплеснул руками Епифан. – Оно, конечно, нам по великой скудости и за то земной поклон, однако же, как ни крути, а после дележки каждому казаку досталось: свинца по пульке; пороху по жменьке; сукна по вершку; а хлеба так и вовсе – один сухарь на двоих!
– Я сейчас заплачу от бед ваших! – посулил я расходившемуся атаману. – Ладно, вставай с колен. Не люблю я этого. Лучше скажи, что делать будете, если жалованье получите? Стоит ли мне в расход входить, а то ведь казна не резиновая!
– Какая, государь? – выпучил глаза поднимающийся Родилов.
– Не бездонная, – пояснил я, чертыхнувшись про себя.
– Ага, понял, надежа! А на вопрос твой отвечу так: коли ты нас пожалуешь, то соберем силы, да и ударим по турку! Един, да другой, да третий! Обшарпаем[29] все берега в Крыму да туретчине, разорим все крепости, какие возьмем, побьём ратных людишек, хоть янычар, хоть кого иного.
– И сколько же вам надо?
Видимо ответ на этот вопрос был давно заготовлен у атамана, и тот, достав из-за пазухи грамотку, развернул её и стал бойко зачитывать казачьи нужды. Причем, тараторил так, что сразу стало понятно – заучил, шельмец! Потому что так быстро читать никакой дьяк не сможет.
– Жалованья денежного, каждому атаману по пяти рублей, а рядовому казаку по три. А всего пятнадцать тысяч восемьдесят рублей серебром!
– Разбойник! – охнул Сомов, услышав столь несуразную цифру.
– Сукна на зипуны хоть сотню поставов[30], зерна – тысячу четвертей, крупы – триста, сухарей тако же, – невозмутимо продолжал посланник Тихого Дона. – А свинца и пороха никак не менее чем по триста пудов, а без того, государь, службу тебе править не мочно!
– Губа не дура, – переглянувшись с Колтаковым, крякнул Вельяминов, и непонятно было, считают ли они расчеты казаков справедливыми или же наоборот.
Я некоторое время раздумывал над расчетами атамана, и никак не мог решить, куда его послать за наглость, на хрен или лучше сразу на дыбу? С другой стороны, этим летом турки начнут воевать с поляками, а значит, вместе с султаном в поход отправится и хан со своими беями…
– Азов возьмешь? – спросил я, пристально взглянув в глаза Родилову.
Тот глубоко вздохнул в ответ, после чего скомкал богатую шапку, которую до сих пор держал в руках и с отчаянным выражением на лице швырнул её себе под ноги.
– Возьму!
– Ой ли?
Дело было в том, что атаман Епифан был давним сторонником похода на Азов. Однако у казаков всё решает круг, а донцам не слишком-то хотелось лезть на крутые палисады турецкой твердыни, рискуя остаться под ними навсегда. Куда как выгоднее было протащить струги свежевыкопанным ериком и отправиться в набег на татарское и турецкое побережье. Конечно, сгинуть можно было и в этом случае, но всё же риску был куда меньше, а добыча в случае удачи, гораздо больше! Но если Родилову удастся получить царское жалованье, да ещё в таком объеме, то его укрепившегося авторитета хватит, чтобы продавить поход и тогда он войдет в историю, как величайший атаман. Только вот военное счастье переменчиво и что делать, если турки отобьют штурм? Скорее всего, казаки сместят неудачника, но это ещё полбеды. Что тогда скажет Иван Мекленбургский, насмешливо глядящий в глаза атаману? Ох и длинные руки у московского владыки и многие вожаки казачьей вольницы, рискнувшие встать на его пути, успели почувствовать на себе их крепость. Взять хоть Ваньку Заруцкого или Баловня…
– Пушек-то дашь, государь? – угрюмо спросил атаман.
– А ты пять тысяч казаков в поход соберешь? – вопросом на вопрос ответил я.
– Соберу.
– И я дам. И пушек и розмыслов, наученных крепости брать. И оружия подкину. Пятнадцать тысяч, правда, не обещаю, это ты загнул, но деньги будут. Но учти, кроме нас – тут собравшихся, об этом никто не знает, и знать не должен. Кто вздумает проболтаться – пусть лучше сразу сам себе язык отрежет. В Москве сейчас турецкий посол, а потому будьте готовы атаманы-молодцы, что вас для видимости из столицы поганой метлой погонят. Это понятно?
– Понятно, царь батюшка, – заулыбался атаман. – Хитрость на войне – первое дело!
– Ладно, ступайте покуда. Мне еще надо с полковником Одинцом встретится.
– Это тот, что Сагайдачный прислал? – насторожился Родилов.
– Ты его знаешь?
– Да казак известный, – скривился донец, – как и его гетман!
– И что ты о них думаешь?
– Да что тут думать! Бородавка и другие голутвенные
