В кафе не пошли, но Аню Шереметьеву на крыльце дождались и просто прогулялись до стоянки, по дороге слушая восторженный рассказ девушки о том, как обалдели дома ее родные от подарка небезызвестного Великого князя. Какое же мне удовольствие доставили постные лица Долгорукой и Юсуповой! Последняя, в конце концов, не выдержала и заявила, что кому-то просто подарки дарят, а к кому-то на ужин приходят. Анна в полемику с подружкой вступать не стала, а только многозначительно усмехнулась:
— Инга, моя дорогая, ты, как всегда, права.
Дома на меня сходу налетел Прохор, с которым мы сели за очередной отчет и промучились с ним до самого моего отъезда к Юсуповым. Несмотря на мои попытки изложить в отчете все, как есть на самом деле, воспитатель посоветовал не сгущать краски, законно обратив мое внимание на тот простой факт, что для окончательных выводов по Дворцовой полиции слишком мало данных, а моя охрана еще не показатель. Пришлось с ним согласиться. Из предложений в голову пришли только пара мыслей — более тщательный отбор и более жесткая подготовка. Правило в отчет вставлять отказался категорически:
— Прохор, если я правило в отчет вставлю и в конце отчета подпишусь, то получится, что это я, типа, добровольно предлагаю свои услуги по этому самому правилу! Своих Дворцовых я поправлю, это не обсуждается, а вот за остальных пусть меня просят!
— Ты еще забыл добавить униженно просят. — ухмыльнулся он.
— Именно, Прохор! — «негодовал» я. — Они мне невест подсовывают, а я им безопасность и спокойный сон после этого обеспечивай! Однобокие какие-то у нас с родичами отношения получаются!
— Кончай митинговать, Лешка! — махнул рукой воспитатель. — И лозунгами разговаривать. Ты еще в конце отчета постскриптум от себя добавь: Свободу Великому князю Алексею Александровичу Романову! Бумага-то явно в руки Государя нашего попадет… Чем черт не шутит, добрый царь-батюшка тебя, глядишь, и пожалеет, горемыку. — Прохор не удержался и захохотал.
— Будет так, как я сказал, и никак иначе. — улыбался я.
— Договорились. — вытер он выступившие слезы. — Мне даже интересно будет со стороны понаблюдать, как тебя Государь с Цесаревичем униженно просят…
* * *И опять памятный Курсовой переулок, в котором совсем недавно нас с Прохором чуть не «принял» полицейский наряд. А вот показались такие же памятные ворота особняка Юсуповых, стоявшие сегодня на своих законных местах. На сердце сразу как-то потеплело от веселых воспоминаний из «безбашенной юности»…
Машина остановилась около крыльца, один из Дворцовых открыл дверь, и я вступил с важным видом на брусчатку двора.
Князь Юсупов, вопреки моим ожиданиям, не кинулся встречать хоть и молодого, но «дорого гостя», а задержался наверху в обществе батюшки очень высокого ранга. Этот вывод можно было сделать по тому, как батюшка был одет. Никогда не разбирался в облачении священнослужителей, но этот точно был далеко не из последних — один только золотой крест с цепкой тянул на килограмм с лишним, а уж про перстни с драгоценными каменьями на перстах и говорить не приходилось.
Вот, наконец, князь Юсупов покорно поклонился, приложился к протянутой длани батюшки и был благословлен. Нет, это точно был не тот дерзкий князь, который отказывался передо мной извиняться, сейчас я наблюдал покорную овцу в обществе своего пастуха!
Батюшка же, до этого не обращавший на меня никакого внимания, попрощавшись с князем, начал спускаться по ступеням, и, наконец, заметив герб на «Волге», остановился и посмотрел мне прямо в глаза, в которые я и начал проваливаться…
Пискнувшая чуйка мигом выбросила меня в темп, проваливался я перестал, но… Тут-то я и охренел окончательно — батюшку я не видел вообще!!! И никак его не чувствовал!!! Что за ерунда??? В обычном же зрении он спокойно стоял передо мной и улыбался:
— Не забывай посещать дом божий, сын мой! — он перекрестил меня, повернулся и начал спокойно спускаться с крыльца.
Мои Дворцовые стали покорно кланяться батюшке, получая благословления, а я, наконец, пришел в себя — эта воронка, которая засасывала мое сознание, с уходом священнослужителя полностью исчезла. И чуйка пищать перестала!
Что это было? Что? Или кто? И мне это точно не показалось! Вон, батюшка благополучно сел в белую «Волгу», вот она выехала со двора!
— Алексей Александрович, добрый вечер! — раздался рядом голос князя Юсупова. — Как вам отец Мефодий Тагильцев? Внушает, да ведь?
— Вы это тоже заметили, Виктор Васильевич? — поежился я. — А кто он вообще, этот отец Мефодий?
— О-о-о, Алексей Александрович! — Юсупов гордо выпрямился. — Отец Мефодий у нас целый протоиерей! Да еще и Ключарь Кафедрального соборного Храма Христа Спасителя! И духовник нашего Рода. И не только нашего.
Вот сейчас князь был прежним собой, тем дерзким Юсуповым, с которым я дрался, — гордым, спесивым и хвастливым, наконец! Разница была так ощутима, что я опять оглянулся, но белой «Волги», понятно, уже не увидел.
— Алексей Александрович, чего это мы с вами все с крыльца никак уйти не можем? Проходите в дом! — продолжил, тем временем, князь. — Мы вас уже заждались!
— Секундочку, Виктор Васильевич! — я сделал знак Дворцовым, которые достали из второй «Волги» бардовые розы.
Розы стояли в очень недешевых вазах, которые я решил подарить Юсуповым в качестве презента. Князь сразу же сообразил, в чем тут дело, и заявил:
— Алексей Александрович, в этом доме ваши вазы всегда будут стоять на самых видных местах!
Ужин в кругу Юсуповых для меня прошел как в тумане, хоть они этого и не заметили — я был с ними, нормально общался, пытался шутить, и у меня даже это получалось, говорил комплименты женщинам, в том числе и Инге, получал комплименты в свой адрес, участвовал в обсуждении последних светских сплетен, смеялся и был серьезен, но… Передо мной постоянно стояли притягивающие к себе глаза отца Мефодия Тагильцева!
Наконец, ужин закончился, и князь с Наследником и Ингой пошли меня провожать до машины.
— Алексей Александрович, спасибо, что приняли приглашение нашего скромного Рода. — протянул руку князь. — Надеюсь, вы еще как-нибудь заглянете к нам?
— Всенепременно, Виктор Васильевич! — пожал я его руку, потом руку Наследника. — Инга, до завтра!
— До завтра, Алексей! — кивнула девушка, которая весь вечер была сама скромность.
* * *— Вот такая ерунда, Прохор!
По приезду домой я сразу
