Мефодий с первого дня беды сразу включился в общее дело. Кирилл - ни в какую. Правда, еще позавчера заверял: "Прижмет - в стороне не останусь..." Даже от дежурства на колокольне отказался, сослался на то, что там с оружием надо быть. Я лично напряженно отношусь к этим "Дольче и Габано" русского православия. Но, по крайней мере, терпимо. Каждый сам в ответе за свои поступки. Вроде, наши иноки никому своих предпочтений не навязывают. Значит, хрен с ними.
С Мефодием мы в сущности кореша. Частенько плечо к плечу работаем. Кирилл для меня - "темная лошадка". Есть люди, с которыми легко. Они без заморочек - вот какие дела, будь проще и к тебе потянется всякая тварь земная. А Кирилл - с заморочками. Даже не знаю, как к нему и подступиться-то. До того как к нам пришел враг, вполне можно было жить и без контактов с теми, кто тебе противен. Ну, а сейчас... хочешь - а один за всех, все за одного.
Пока я деловито бродил под гулкими сводами, Кирилл усиленно тер свой камень. Хотя и поглядывал на меня. Искоса, украдкой. Ну, блин, думаю: Тоже мне Микеланджело Буанаротти. Вспомнилось: "...а был ли убийцею создатель Ватикана?!" С-с-святоша... Был бы святым - не занесло бы сюда, дак. Не люблю тех, кто считает себя умнее других. Незаслуженно, то есть. Вот дед - он умнее. А Кирилл, мне кажется, только выёживается.
Красивая черная борода Кирилла сумасшедше топорщилась. Вообще, он больше напоминал старика-лесовика. Или еще какую нечисть. Все же я решился съязвить:
- Ну, и чё там пророчества говорят? Когда нам кирдык?
Я и сам испугался своему голосу, многократно отраженному от сводов и вернувшемуся ко мне звонким гулом. Встрепенулся, аж мурашки по телу. Нормальная здесь акустика. Вот, почему, когда иноки свои литургии служат, их так слышно. Мне Мефодий говорил, Кирилл задвинут на пророчествах святых отцов. Типа вся история уже написана в книгах, нам остается только отыскивать нужные места. И так все у них хитро устроено, что мы нужное пророчество обнаруживаем пост-фактум. Спекуляция все это - вот какое мое убеждение. Потому что под события любые словеса можно подогнать. Они все равно стараются писать туманно, обтекаемо. Поди, например, объясни рельефно, что значат эти "кони апокалипсиса"...
Кирилл остановил свои "фрикции". Молча глядел в пол. За бородою не поймешь выражение его лица. Все же изрек - так же язвительно:
- Наверное, вы хотите от меня услышать, что на все воля божья?
Он со всеми на "вы". Интеллигент.
- Ну, об этом я уже знаю. Так, я о пророчествах. Апокалипсис, и все дела...
- Где? - инок выпалил это слово так громко, что его еще с полминуты носило во внутренностях храма, получилось: "Йе-йе-йе-йе-е-е.."
- В периметре, где.
- И к гадалке ходить не надо. У нас все будет... как надо.
- Кому?
- В смысле...
- Надо - кому?
- Ему. - Кирилл кивнул в сторону алтаря. Перекрестился.
- Ага. Значит, все-таки, божья воля. Вот такая и вся ваша религия. У-вэй.
- Чаго?
Мне черт возьми, приятно, что я знаю то, чего не знает православный монах. У-вэй - буддистская парадигма: "ничего не надо делать - все само собою образуется". Укатал я тебя, монах! Ваш "промысел божий" - не более чем оправдание пассивной позиции. Да если бы не свалил в нужное время из Большого Мира, братан, тебя б давно в психушку упекли! Поял? Но это я только про себя ворчу. Не буди лиха - пока оно... Вслух же сказал:
- Эх, батюшка, батюшка. Страшно далеки вы от народа. Вот, в чем беда-то.
- Если удастся приблизиться к чему-то другому, значит, надо быть далеким от народа.
Вдруг вспомнилось: "если пьянка мешает работе - брось ее на хрен - работу свою..." Непросто, однако вести беседы, когда думаешь одно, а говорить надо другое. Напрягает. Я вновь начал грузить оппонента банальностями:
- Угу. Вдарили по одной щеке - подставь другую. Народ поймет.
- Кто-то кого-то заставляет жить вопреки воли божьей?
- В принципе, да. И уж, коль пошла такая пьянка...
И хотел сказать о том, что нам наболтал пленник. Но не успел. Снаружи что-то загрохотало. Мы выбежали из храма, и...
Прямо над нами нависло пузо вертолета. Оно казалось огромным. Воздушный поток чуть не сшибал нас с ног. "Вертушка" опускалась на площадку между храмом и настоятельским корпусом. Травы испугано прижались к земле. От борта до поверхности оставалось метров семь. Из открытой двери "вертушки" вылез ствол - он повернулся в нашу сторону и раздались хлопки. У наших ног стала вздыматься пыль. Кирилл схватил меня за руку и рывком втащил внутрь храма. Наконец, я вспомнил, что у меня есть "англичанин" и взвел курок.
Вдохнув и выдохнув три раза, прошептав: "Ну, с Богом!", я резко высунулся в проем, чтобы выстрелить. Я успел увидеть человека в каске, готового спускаться по веревке, спущенной из дверцы вертолета... и тут!
По "вертушке" со стороны колокольни ударил яркий-яркий пучок света. День пасмурный, и пучок казался огненным столбом. Человек в дверце закричал, его вопль даже пересилил шум лопастей. Он скрылся в чреве вертолета и дверца захлопнулась. Огненный столп обрел синий оттенок и ударил по кабине пилота. "Вертушка" взмыла вверх. Секунд десять повисев метрах в пятидесяти, "вертушка" резко развернулась и улетела на северо-восток. Стало так тихо - аж в ушах зазвенело.
- Ми восьмой... - пробормотал Кирилл.
- Что?
- Армейский вариант. Старая посудина, прошлый век. Я на таких бортах тыщу раз летал.
- Что это было? Десант?
- Разведка боем. Проверка на вшивость.
Подбежал Игорек:
- Как вы тут... живы?
- Нормалек, - сказал я, - а это чё, гиперболоид инженера Гарина?
- Типа. Дядьвасин "гаджет". О, зырь!
Появился сам дядя Вася. В руках он держал продолговатую хрень, по форме напоминающую балалайку:
- Так-то, господа. Вот что можно сотворить из продуктов китайских народных промыслов. Нужно только многократно усилить и позаботиться о емком источнике энергии. И вот вам... Вуаля!
Вечером, за чаем дядя Вася, артистично закатив глаза, декламировал стихи:
Сыны "народного бича",
С тех пор как мы себя сознали,
Жизнь как изгнанники влача,
По свету долго мы блуждали;
Не раз горючею слезой
И потом оросив
