На перекладных добирался мучительно, в конце концов "завис" на станции "Раненбург". Вот не знаю даже, но шибко меня привлекло это название. И еще один момент: когда электричка приближалась к станции, увидел я девчушку в белом платьице стоящую на пригорочке и махающую ручонкой - проезжающему поезду. Практически, мне. Поразил меня контраст: белоснежное платье, чумазые ноги, и запачканное искренне улыбающееся личико. И так на меня накатило: чего это я таскаюсь неприкаянный? Какое к лешему море, ты вообще, Алеша, заслужил море-то? Сошел я и направился к красивому такому храму, высящемуся вдали. У нас на Горушке тоже красивый и большой храм. Местные его не жаловали, да и в те времена в храме был склад Сельхозхимии, грубо говоря, воняло там неимоверно. А здесь... вот, не знаю, какая сила меня потянула.
Пришел - уже смеркается. Навстречу толпою бабушки идут. Подхожу, возле входа в церковь священник с мужиком беседу ведут. Жду в сторонке, наблюдаю. Поп ненамного старше меня, бороденка такая куцая, росточку невеликого. И в детской, и во взрослой колониях батюшки у нас бывали, все ходили, воду кисточками разбрызгивали. За бога говорили, но я не шибко в это дело-то верю. В общем, избегал я попов. Ну, куда я с моими статьями? Однако, батька сам меня приметил, хотя, мой пыл вроде как и поугас. Он сам ко мне подошел: "Здравствуйте, с праздником! Христос воскресе!" Какой праздник? Наверное, ихнего брата специально в семинариях (или где еще...) обучают втираться в доверие к людям. Типа цыган. Или меня урки понапугали на зоне, что даже попам верить нельзя? Вообще говоря, есть древнее поверье: встреча в дороге с попом - к несчастью. Да разве, когда я поперся к храму, с чёртом искал свидания? Не знаю, какими там фибрами души, но в этом батьке почувствовал я неподдельную искренность.
Все про себя отцу Сергию (так батьку звать) выдал как на духу. Никогда в жизни до этого момента не откровенничал. Что нашло? Вот, бывают же такие люди, которым ничего не страшно сказать. Заканчивали мы мою неказистую исповедь у него дома, за чаем с пирогами. Матушка его, Антонина, приятная такая, тихая женщина. А детей своих у них, к слову, нет. Вот, узнал человек, что пришел к нему насильник и разбойник. И ведь ночевать меня оставил в доме своем. А наутро, после службы своей церковной, свел меня в город и пристроил временным разнорабочим на крахмальный завод. Директор завода, Юрий Алексеич, видно приятель Сергию, без возражений меня взял, справку об освобождении только мельком глянув. Даже "подъемные" дал - чтобы я прибарахлился.
Поселили меня в вагончике, с таджиками-гастарбайтерами. Плохого о них не скажу, народ чистоплотный, рассудительный. Ну, меня они сторонились, все по-своему промеж собою балакали. После совместного жития с людьми из Средней Азии никак не могу теперь называть их чурками. Первое время я на разгрузке с таджиками пахал, но скоро, прознав про мою техническую сметку, перевел меня Юрий Алексеич в ремонтники. Легкий он человек и с юмором. А, главное, порядочный. Жаль, мало таких на Земле.
Я и по церкви мастерил, конечно, за доброе слово, не более. Интересный мужик, этот батька Сергий. Москвич по происхождению, между прочим. Никому он не навязывает своих идей. Я курю, а батька ни разу мне за это не высказал. Слушает больше, чем говорит. И, что главное, все в конечном итоге получается по-егойному. До сих пор не уверен, что в бога верю вообще, но месяца через два сам к нему подошел с просьбою, чтоб он меня окрестил. Хотя, до этого промеж нами ни разу на эту тему разговору не было. Батька тогда ответствовал: "Надо подготовиться, Алексей, Катехизис пройти, молитвы выучить..." Представьте, с месяц ходил я в воскресную школу. Матушка Антонина детишек учит, я в уголку литературу духовного толка читаю. По счастью, с чтением у меня проблем нет. Да и с усвоением материала - тоже. Хотя, много вещей было непонятно. Например, Христос изгонял торгующих из храма, а в наших церквах торгуют. И еще: "Не мир принес я вам, но меч", "кто не с нами - тот против нас". Ого... экстремизм, однако. Впрочем, как я понял христианство все же религия любви, а не религия страха. Уже это хорошо, а углубляться дальше во всю эту теологию - только крышу себе сносить.
Весною, когда город расцвел уже, батька убедил меня в том, что все же я должен ехать туда, где меня пропишут: в Данилов. Негоже взрослому мужику на собачьих правах существовать. Не хотел я. На крахмальном заводе с женщиной одной познакомился; она разведенная, с ребенком. Уже и сошлись почти, но... Жила та женщина на окраине Чаплыгина (так город именуется, где станция "Раненбург"), в столетней халупе. Считают ее "соломенной вдовой" потому как два года назад муж уехал на заработки в Москву и больше не возвращался. Прислал только письмо о том, чтобы его больше мужем не считала. Обещал ежемесячно присылать деньги на содержание ребенка. Два раза прислал, а потом, видно, забыл. Почему-то я не удивился, узнав в ее ребенке ту самую девчушку в белом платье, что махала ручкой проезжающему поезду. Настей ее зовут. И все бы, может, хорошо, да женщина выпивала. Нечасто, но конкретно. Буквально, в запои уходила. Батька и говорил, чтоб я не торопился с ней. Вот, побываю в Данилове, верну себе полноценное гражданство, пропишусь, тогда и можно будет что-то решать. Разлука - вернейшее средство проверки всяких чувств.
Ехать довелось через эту гадскую Москву. У Ярославского вокзала случайно я встретил Серегу-курянина, бригадира, под началом которого мы, урки, дачу банкиру строили. Там, у
