У меня появилось такое подозрение, что в том инциденте на пуговичной фабрике, когда меня пленили, имел место спланированный акт и Аня была "живцом". Ловцы человеков, блин. И много она наловила... Всякий раз при встрече почему-то забываю об этом у нее спросить. Прямых вопросов здесь не стесняются - отвечают разве криво. Я стал подкованнее, начитался книг из Эдиковой библиотеки, некоторые не по одному разу. Могу вести речь на всякие заумные темы, но все равно - дуб-дубом, потому как не понял все же, к чему вся эта... долго подбирал слово, но не смог.
С последними своими привязанностями на плоскости справляться нелегко. К сатрикам, то есть, отцу с матерью, я уже приходил. По крайней мере, предки уверовали, что я жив и здоров, только дали слово никому об этом не говорить. Я солгал, что меня перевели в службу внешней разведки и я выполняю спецзадание, так сказать, боец невидимого фронта. В Штирлицев старшее поколение верит у нас свято. У левитатора потрясающие свойства - я ведь даже смотался в Омск. Понял, что к Аркадии у меня никаких чувств, да, она и живет теперь по счастью с нормальным мужиком, которого Светик считает родным отцом. Я не стал "являться" - просто понаблюдал со стороны. Второй раз в жизни посмотрел на дочурку вживую. И понял: гены, принесенные моим сперматозоидом - это еще не все, точнее, мизер. Подражая отчиму, который с малышкой общается много и с любовью, Светик научилась перенимать выражения его лица, и стала чуточку на него похожа. Что удивительно: кто-то от моего имени ежемесячно пересылает Аркадии деньги. Не слишком много, но достаточно, чтобы в относительно небогатом городе поднимать ребенка. Я просто увидел квитанции, лежащие на комоде. Может, оно не хорошо - вот так соглядатайствовать, но, если я возникну физически пред светлы очи жены (с которой, я, кстати, официально не разведен) и дочурки, лучше от этого никому не станет.
У Антона своя судьба. Он сам кой-чего поведал о ней. Антон на плоскости был фотографом-папарацци бульварной газеты. В столице - как говорится, в самой гуще гов... то есть, бомонда. Как он сам выражается, торчал по уши в грязных простынях. Познал всю прелесть изнанки мира победивших гламура и криминала. Блеск и нищета куртизанок светских тусовок. Видно, что-то перевернулось в его мозгу. Говорит, обрыдло. Я привык здесь все делить или умножать на два - ведь есть вероятность, что Антон просто залез куда не следует и поскрябал в сусеках конкретных пацанов. Ну, и в прямом смысле провалился под землю. От греха и ради сохранения... души - чего же еще.
Некоторая напряженность в отношениях между нами все же остается. Мужик подкатывал к Ане, а я фактически у него девушку-то и увел, сам того не зная. Ревность - инстинкт отвратительный, но ведь я сам когда-то порвал с законной супругой именно из-за частнособственнических чувств по отношению к женщине.
Между прочим мы с Аркадией повенчаны, как вы понимаете, пред Господом. Оно конечно, мы были юными романтиками, не задумывались о смысле поступков. Но... как обычно там говорят: незнание законов не освобождает от ответственности. Сейчас я говорю о законах бытия. Но вообще - я запутался в этих тонкостях и условностях. Жизнь, мне кажется, сложнее даже аксиом природы и религиозных запретов. Мы оттого зачастую и страдаем, что думаем иначе. Впрочем, есть версия, что страдание - путь к очищению. Вы это инвалиду скажите - тогда узнаете... что такое русский нелитературный язык.
...Однажды вечером Леша позвал меня с собой. Сказал, надо устроить одно дело на плоскости. С нами пошел и Аркаша. Левитаторы одевать не стали, в вышли в знакомом месте, на пуговичной фабрике. Я понимаю, что Леша типа мой наставник, и в принципе ему доверяю. Забыл сказать: у меня новая одежда - я теперь во всем черном. В бункере есть гардероб, туда приходишь и выбираешь себе по вкусу и под размер, но все опять же в темных тонах. Оно понятно: в основном мы на плоскости в темноте, и малозаметны. Но вот - почему мы в эдаком трауре у себя дома в бункере... мне лично невдомек. Как-то смотрел пиндосское кино: "Люди в черном". Там эти супермены выглядели тупыми и брутальными. На плоскости даже заплатил бы, чтобы не стать таким. А здесь вот - стал.
Отвык уже ходить по улицам - летать как-то интереснее, да и безопаснее, опять же. Открыл для себя, что оказывается в нашем подземелье очень свежий воздух и отсутствует неприятный запах. Здесь, в городе не просто душно - в спертом воздухе трудно дышать. Накалившийся за день асфальт источал жар, и со всех сторон тянуло зловониями. Надо же, как я за свою жизнь на плоскости ко всему этому принюхался...
Что удивило, встречавшиеся изредка люди почти не обращали на нас внимания, и просто делали вид, что не обращают... в погруженном во мрак городе случайных людей лучше сторониться. Боже мой, а ведь я в этом гетто когда-то охранял правопорядок! Себя бы спасти - как вообще в эдаком бардаке думать о безопасности других. Мои коллеги, то есть, полицейские, в основном этим и занимались, то есть, берегли персональные задницы. А реагировали на уже свершенные преступления только лишь из инстинкта самосохранения. Не раз слышал, как дежурный в отделе успокаивал позвонившего: "Драка, говорите? Но никого же не убили, не зарезали. Почем зря беспокоите? Вот зарежут - тогда..."
Вышли на центральную площадь. Там, при свете фонарей казалось, можно расслабиться. Не тут-то было! Шумная компания молодежи неслась неведомо куда, в этом человеческом стаде шумело: "бум-бум-бум!" - подобие музыки буквально било по ушам. Я осознал: мы, трое - пришельцы в этом диком мире, практически, мы в джунглях. Улица живет согласно диким законам, нам чуждым и отвратительным. Этот закон - естественного отбора: большие рыбы пожирают маленьких.
Кто-то из компании нас приметил, воскликнул:
- О, фраера! Пацаны, надо бы просканировать...
Из группы выделились человек семь, решительно направились в нашу сторону. Мои спутники не двигались, их уверенность передалась мне. Я приметил, в руках юношей
