Киллиан смотрел на себя такого, каким он был еще несколько дней назад и плакал. Черные капли слез бежали из его глаз, растираемые ураганом. Мемор понял, что совсем не тьма, закрученная в водоворот, терзала его разум. Он сам истязал свое сознание, отторгая реальность, не желая верить в происходящее вокруг. Состоящий из мрака смерч не мог причинить ему вреда, ведь теперь он сам был его частью. Незапятнанное, почти кристально чистое сознание юноши уходило, впуская в себя частичку нового, только что познанного мира.
Стоило Киллиану понять это, и вихрь перестал причинять боль, влившись в его душу, став его частью. Теперь он знал, что нужно делать. Рассыпавшись черной дымкой, он отпрянул от своего лучезарного двойника и накинулся на него всей доступной ему мощью. Беззаботный мальчишка умирал, уступая место юноше. Тьма страха, отчаяния и сомнений растерла светлый образ, оставив на его месте новое, готовое принимать и видеть мир таким, каков он есть — без прикрас — сознание мемора. Проникнув вместе со смерчем внутрь фантома, разум Сивара наконец — то обрел плоть и кровь. Обрел тело, тотчас же рухнувшее на колени прямо в присыпанную антрацитовым пеплом землю.
Киллиана тошнило. Излишки мрака, не уместившиеся в организме, чернильными струйками вырвались на свободу. Он успокаивался, а потом вновь заходился кашлем, исторгая из себя ошметки грехов. Пороки въедались в его тело, приобщая мемора к новому миру, делая его полноправным членом человеческой расы…
Сивар все же смог остановить вырывавшийся из него поток тьмы и повалился на бок, подняв с земли столп пепла. Он лежал и смотрел в затянутое грязными тучами небо, которые не давали солнцу пробиться к земле, не давали ему разогнать царивший внизу полумрак. Киллиан смог взять себя в руки и поднялся с колен, чтобы увидеть окружавшую его действительность. Он стоял на склоне гигантского кратера, огромного жерла потухшего вулкана, манившего его вниз пологой тропой. Черные, покрытые пеплом стены были испещрены тоннелями и углублениями, в которых горел переменчивый, беспокойный свет. Кратер был разделен на несколько уровней. В голове Сивара мелькнул образ. Что — то вселило в его память картину, покрытую прахом веков. Почему — то он стал уверен, что огромный конус, уходивший далеко в чрево земли, был похож на перевернутую, устремившую свою вершину вниз Вавилонскую башню. Грандиозный разлом земных недр поражал воображение. Стоило посмотреть вниз, как голова шла кругом. Дно кратера прятало свою истинную личину за плотной пеленой тумана. Киллиан находился на участке тропы, соединявшей первый уступ со вторым. Гнавший Сивара вниз ветер принес с собой звуки, которыми полнился ярус, расположенный выше…
Ветер принес крики… Бесконечные, раздирающие сердце любого живого на куски детские крики, слившись с плачем, впились в разум Киллиана кровавой занозой. Въелись клыками и не желали отпускать… Тысячи брошенных младенцев надрывались над головой Сивара, все глубже забираясь ему под кожу. Мемор вновь рухнул на вороненую землю кратера. Клубы пыли заслонили его от бледого света солнца, но не скрыли от криков. Они то сливались в монотонный вал звука, то разбивались на осколки, долетая до распластавшегося на земле мемора одинокими возгласами.
Сивар не знал, да и не хотел знать, что или кто стал причиной плача сонма малышей, кто заставляет такое море боли вырываться на просторы этого странного мира. Киллиана стелился по покрытой пеплом земле, сжав голову руками, в надежде отгородится от детского плача, но он и не думал отступать. Крик словно бы зарождался в самой голове юноши, не отпуская ни на секунду. Ни на мгновение не давая пощады. Зубы Сивара натужно скрипели; голова ходила из стороны в сторону, пытаясь прогнать гнетущую мелодию; руки, стремящиеся сдержать беснующийся организм, начинали раздирать кожу… Тишина нежданным гостем обрушилась на мрачный склон. Плач стих, сменившись спокойным мужским голосом:
— Вставай. Я проведу тебя.
Киллиана не сразу поверил своему спасенью и еще несколько мгновений оставался неподвижен, пока голос не повторил свой призыв:
— Вставай.
Сивар смог совладать с руками, не желавшими отпускать голову, и открыл глаза, чтобы увидеть своего спасителя. Высокий мужчина, благородные черты лица которого выдавали его знатное происхождение, протянул юноше руку. Алые одежды незнакомца развевались на ветру, детализируя крепкую фигуру. Бордовый плащ довершал наряд нависшего над Сиваром спасителя.
— Вставай, — повторил мужчина, и Киллиан подчинился, взявшись за протянутую руку. Вместе с рукопожатием пришло и пробуждение. Мерный голос незнакома в алом сменился надоедливым брюзжанием корабля.
— Вставайте, Сэр. Вставайте, Сэр…
Вергилий не унимался, пока не удостоверился, что Киллиан все же пришел в себя…
Глава 2. Часть 1. Царство Змея
Киллиан поднимался, стряхивая с себя остатки дремы. Сон уходил, оставаясь лишь отблеском на воде той яркой картины, из которой только что вынырнул юноша. Подробности таяли, разлетаясь по закоулкам памяти словно пепел.
"Пепел." — Киллиан вспомнил кратер и себя — нового себя — на его склоне. Никогда еще его сон не был так неправдоподобен и материален одновременно. Никогда еще он не испытывал такого чувства: понимания абсурдности, абсолютной невозможности увиденного и, одновременно, уверенности, что все это не просто так. Легкая майка насквозь промокла и, прилипнув к спине, холодила тело. Сивар попытался ее снять в тот самый момент, когда в медблок вошел Эпос.
— Верг разбудил? Не пожалела тебя железяка? — Добродушно сказал Райберг. Хорошее настроение и приветливость Айзека вызвали в голове Киллиана резонный вопрос, который возник бы у любого, кто знал Райберга больше одного дня: "С чего бы это?" Эпос не производил впечатление добряка и компанейского человека ни на первый, ни на сто первый взгляд, и такое "милое" его поведение вызывало исключительно тревогу. Мемор было
