Суть замысла была проста: Вергилий должен был скрытно приблизиться к участку силового поля, который пропадал во время залпа дредноута и пройти внутрь защитного периметра корабля чужих прямо через поток излучения.
— Щиты справятся? — план Айзека, отдававший одновременно гениальностью и безумием, заставил корабль, и без того не особо болтливый в присутствии нантоса, окончательно притихнуть, — Уж не хочешь ли ты сказать, что хиленькие орбитальные генераторы магнитного поля могли выдержать один удар, а техника драных богов нет?
— В принципе… — Вергилий задумался, заставив Райберга рявкнуть.
— Что в принципе, железяка ты инопланетная?
— В принципе — должны. Должны, но после этого мы останемся без защиты. Атака такой силы разрядит силовые установки. Останется лишь броня.
— А больше нам и не нужно. Да и зная, как трепетно ты относишься к себе любимому, я полагаю, что установкам ближнего боя чужих будет ой как непросто по тебе попасть.
— Чудные перспективы… С проходом силового поля понятно, а как вы мне предлагаете попасть к обшивке этого чудища? — Вергилий для наглядности увеличил изображение корабля кордов, выведя его на обзорный экране. Антрацитовая поверхность оружия возмездия чужих была усеяна красными маркерами — отметками предполагаемых огневых точек. Дредноут и в правду был похож на монстра. Чёрная сигарообразная туша, чуть "обрезанная" снизу, была усеяна десятками или даже сотнями установок ближнего боя. Вогнутая внутрь "морда" колосса венчалась лазерными установками головного калибра. Слегка задранная, вспученная корма несла пока что хранившие молчания торпедные отсеки. Свой термоядерный привет людям корды приберегли напоследок. Они наслаждались моментом своего триумфа, как обезумевший мясник, разрезая плоть планеты, чтобы потом посыпать эти раны солью термоядерных зарядов.
— А кто сказал, что тебе нужно будет идти на сближение? Подбрось меня поближе, а дальше я сам.
— Что «сам»?
Айзек улыбнулся и выставил правую руку в сторону.
— Доберусь. Автостопом. Подготовь мне «Регул» максимальной загрузки и сообщи нашему другу о выселении.
Киллиан наконец — то смог оторваться от гипнотического изображения корабля — исполина и вмешался в разговор:
— В каком смысле?
Вопрос застал Райберга у самого выхода из рубки.
— В прямом. Не мог же я оставить лавры покорителя нантосов одному тебе. Попробуем запихнуть его в мою грешную голову. И, учитывая полное отсутствие там мозгов, возможно наш эксперимент обернется успехом. Места там должно быть предостаточно.
Эпос вышел из рубки, а вопрос, который Сивар уже давно хотел задать Райбергу, был переадресован искусственному интеллекту:
— Как он собирается это сделать? Ну, вживить нантоса. Он же не мемор?
— А с чего вы так решили, молодой человек? Много ли вы знаете о жизни господин Райберга до Выживания?
— Я… — слова застряли у Киллиана в горле. А ведь и правда, что? Киллиан знал Айзека, как кровавого героя Выживания, человека вернувшегося из центра галактики, творца Возмездия. Он был кумиром его детства, но вот прошлое Райберга оставалось для него загадкой. Уничтожение Земли разделило жизнь Эпоса, да и всего человечества, на две части. Все, что было до нападение чужих, сгорело вместе с родиной людей. Кануло в бездну, покрывшись толстым слоем радиоактивного пепла. Светлое прошлое сгинуло, оставив людям лишь темное настоящее и призрачное будущее.
— Господин Райберг не любит распространяться об этом факте своей биографии. Его модуль памяти очень давно не использовался, будучи скрытым. Но факт остаётся фактом: господин Райберг является одним из первых меморов в истории.
Киллиан вспомнил момент, когда впервые увидел вставку Эпоса. Крошечный диска модуля памяти, располагавшийся у всех меморов за правым ухом, проявился у Айзека на корабле Лайтберина. Видимо, то, что заставило слой наночастиц, изменивший облик Эпоса до неузнаваемости, исчезнуть, подействовало и на "маскировку" вставки. Догадка не отвечала на ещё один вопрос Сивара, который возник в его голове, стоило Айзеку огласить свой план:
— Зачем же тогда нужен я? Зачем он потащил меня на дредноут, да и вообще…
Будущее, каким оно могло бы быть, не возьми его Райберг с собой в это путешествие, начало выстраиваться в голове Киллиана. Полуразрушенный Топаз усеян горой трупов. Его родной город стоит в руинах. Его друзья, знакомые, Миа — все мертвы. И нет никакой надежды все исправить, нет надежды отомстить. Здесь же, на борту Вергилия, он мог сделать хоть что — то. Мог попытаться дать людям ещё один шанс. Дать человечеству возможность начать все сначала. Пусть даже это обернется небольшой неурядицей, навроде его собственной смерти. Он, как и Эпос, лишился своего прошлого. Больше нет нужды оглядываться назад. Позади — пустота, а будущее скрыто антрацитовой тушей корабля чужих. Есть только здесь и сейчас.
— Простите за прямоту, — Вергилий оборвал бешеный бег его мыслей, — но жизнь господина Райберга гораздо важнее вашей… Он не мог рисковать собой. Что, если бы эксперимент не удался? Что, если он провалится сейчас?
— Ну, тогда вся надежда на вас, — Эпос застыл у входа в рубку с бутылкой подмышкой. Стеклянный сосуд, на дне которого плескалось немного бурой жидкости, шел в комплекте с парой помощников — бокалов, которые тут же пошли в ход.
— Я бы предостерёг от возлияний перед столь опасной миссией.
— Мы чисто символически, железяка, — Айзек пропустил замечание искина мимо ушей и, плеснув немного жидкости в каждый из бокалов, разместился в ложементе. — Сколько до границы силового поля?
— В таком режиме — пара минут.
— Нуссс, — Айзек поднял бокал. — Если нам суждено сегодня сдохнуть, то пусть все это будет не напрасно.
Киллиан осушил бокал, не почувствовав вкуса. Его разум, забитый тревожными мыслями, перестал обращать внимание на сигналы рецепторов.
— От тебя, собственно, всего — то и требуется, что подключить меня, — Айзек запрокинул голову, подставляя модуль памяти…
И вот теперь, после ещё одного предупреждения Вергилия, Киллиан стоял рядом с ложементом и никак не мог решиться начать процедуру. Гладкий металл соединительного устройства, которое часто называли катетером, застыл у модуля памяти, не желая двигаться дальше.
— Ну, — крик Айзека заставил руку Киллиана почти машинально завершить соединение. Ореховые глаза зажмурились… Ничего не произошло. Крики, звуки бьющегося в агонии тела, судорожная болтовня искина — все то,
