Прыжок с одного корабля на другой требовал сосредоточенности, особенно когда этот прыжок совмещался с резким переходом из искусственного притяжения в невесомость, и внутренности переворачивались вверх ногами, а вестибулярный аппарат утрачивал связь с реальностью. Он нырнул, не рассчитав сил, и лишь когда почувствовал всем телом жесткую встречу с металлической обшивкой, у него сработал хватательный рефлекс, и его тело повисло на скобе, все еще не определившись, куда оно должно падать. Эмиль что-то ему сказал, но Радэк не разобрал слов. Все его мозговые клетки были заняты хоровым пением — они хором пели его телу приказы немедленно собраться, крепко упереть взгляд в освещенную часть обшивки и, наконец-то, закрепиться на том, что осталось от неизвестного судна. Краем глаза он улавливал вспышки света — Эмиль, как всегда, чувствовал себя в невесомости, словно рыба в воде, играючи покоряющая затонувшую подводную лодку. Подтянувшись к поручню Радэк приложил усилия, и вся вселенная вокруг него перевернулась на сто восемьдесят градусов. Магнитные подошвы нашли, к чему прилипнуть, и вот оба техника уверенно встали на ноги

— Самое легкое позади, — ободрил его шлемофон. — Ленар, мы готовы. Выпускайте швартовы.

— Выпускаем швартовы, — ответил Ленар.

На космических кораблях были тросы самых различных диаметров и назначений, и швартовы по праву заслуживали называться королями тросов. Жилистые стальные щупальца, которые медленно и в чем-то угрожающе начали вырастать из корпуса буксира Ноль-Девять, нельзя было назвать иначе, поскольку лишь они были предназначены для того, чтобы стягивать между собой две массы в десятки тысяч тонн, и при этом не лопаться, словно резинки. Эти тросы были настолько жесткими, тяжелыми и неповоротливыми, что в лебедках были предназначены отдельные приводы для разматывания катушки, что с точки зрения стороннего наблюдателя делало их практически живыми и своевольными. От вида того, как из тени вдруг выплывает восьмерка стальных космических анаконд, неподготовленный человек рискует стать заикой либо, если он уже заика, вылечиться от заикания. Лебедки выталкивали их медленно и аккуратно, но даже этого хватило, чтобы звук их удара о борт было слышно прямо сквозь магнитные подошвы. Радэк оценил расстояние до ниши, в которой таился швартовочный рым, и сказал:

— Ирма, недолет около шести метров.

— Ничего не могу поделать, — ответила Ирма извиняющимся тоном, — Очень сложно попасть в цель без маркеров.

— Ладно, — хлопнул он себя по карману и убедился, что моток отражающей ленты все еще при нем, — Сейчас будут тебе маркеры.

Швартовка двух крупных кораблей друг к другу посреди космоса — это нечто из ряда вон выходящее, но если вдруг по каким-либо причинам кому-нибудь в голову придет такая затея, была предусмотрена даже такая техническая возможность. Два «Гаяла» могли пришвартоваться друг к другу валетом, причем кранцевые фитинги в их бортах имели асимметричный рельеф, позволяющий безопасно швартоваться с любых бортов, распределяя контактную нагрузку так, чтобы оба судна при встрече не треснули, как два столкнувшихся вареных яйца. Корабли были снабжены радарами, лидарами и телескопами, но при швартовке все эти приборы полностью пасовали перед ничем незаменимой инфракрасной камерой, изображение с которой было единственным способом прицелиться в соседнее судно так, чтобы швартовка не превратилась в космический таран.

Вильма внимательно всматривалась в это изображение на своем навигационном экране, но не видела швартовочных маркеров. Зато отчетливо видела силуэты двух техников, которые рисовали специально для нее новые маркеры поверх обгоревших старых при помощи липкой ленты из фольги. Техническому прогрессу оставалось совсем чуть-чуть, чтобы перестать быть отличимым от магии.

Ненадолго прикрыв уставшие глаза, она прижала затылок к подголовнику, и в ее сознании вспыхнули проблески уже позабытых мыслей. За все время спасательной операции Вильма провела на своем посту больше времени, чем во всех остальных частях корабля, и работала самозабвенно, словно машина. Нет, она не устала, напротив, она очень хорошо держалась в рабочем ритме, отдав себя без остатка приборам, которые росли вокруг нее металлическим горным массивом. Иногда она любила меланхолично представлять, что является гигантской женщиной, а вокруг нее стоят многоэтажные дома с горящими окнами, и еще сильнее она любила представлять людей в этих окнах, которые живут со своими семьями в атмосфере домашнего уюта и, периодически выглядывая наружу, столь же меланхолично пытаются представить, каково это быть Вильмой. Последние два дня были достаточно насыщенными, чтобы выгнать из нее подобные мысли вместе со всеми остальными. Для нее во вселенной теперь был лишь рабочий инструмент и конечная цель, которую она должна достичь. Что это была за конечная цель, она совершенно не понимала. Она должна была помочь спасти каких-то неизвестных людей на каком-то неизвестном корабле с каким-то неизвестным грузом по какой-то неизвестной причине. Все это было одной сплошной абстракцией, и она двигалась к этой цели лишь по одной причине — потому что отдаленно понимала, что так нужно. Винить ее в этом было нельзя, к любому делу следовало подходить с холодной головой вне зависимости от того, почему же эта голова такая холодная. Время от времени голова Вильмы разогревалась, когда Ленар в очередной раз напоминал ей раздражающе спокойным тоном, что после этого рейса собирается сойти на твердую землю, и время от времени в ее голове рождался и в ту же секунду умирал эмоциональный порыв трижды выкрикнуть слово «заткнись» и швырнуть в Ленара что-нибудь тяжелое. Она постоянно хотела спросить у него, как он может быть таким спокойным, но быстро напоминала себе, что он не имеет права быть каким-то иным. Она чувствовала, как его стоическое выражение лица пыталось вытолкнуть ее из колеи, и ощущала душевный покой, лишь когда замыкалась на своей работе или в собственном отражении в зеркале.

А еще она скоро займет его место, и эта мысль занимала у нее в голове столько же места, сколько и мысль о летающих мамонтах.

— Вильма! — вернул ее в реальность голос Эмиля из динамиков, и она вновь окунулась в работу. — Как видно?

— Приемлемо, — ответила она, увидев на изображении с камеры огромный светящийся плюс, поделивший экран на четыре неравные части, — Поберегитесь, ребята, сейчас будем целиться.

С нажатием кнопки изображение обросло прицельной сеткой, а двое техников тем временем уплыли из кадра, махнув на прощание своими страховочными фалами, словно хвостами.

— Я должна вам кое в чем признаться, — как всегда заявила Ирма в самый последний момент.

— Знаю-знаю, — без интереса пробурчал Ленар, — Ты никогда не швартовалась к другому кораблю. Знаешь, чем это отличается от швартовки к космопорту?

— Чем?

— Ничем, так что не переживай и делай все, как тебя учили.

Эмиль отчитался о том, что они с Радэком спрятались в шлюз, и не смог не пошутить на тему того, что теперь можно таранить судно без человеческих жертв.