— Ладно, — сдался Ленар, — попытаемся. Вильма, плазменная струя не засветит телескопы?

— Местами засветит, но если у нас будет рваный холостой ход, плазма не станет проблемой.

— У нас будет рваный холостой ход, — объявила Ирма, закончив расчеты. — Но я не уверена, выдержат ли наши шпангоуты. На холостом ходу поперечная нагрузка будет вдвое выше расчетной.

— Этот корабль ни за что бы не выпустили в космос без двойного запаса прочности, так что готовь нам рваный холостой ход. Радэк, Эмиль, вас это тоже касается. Подкрутите магнитные компрессоры так, чтобы у нас плазма прямо из ушей полезла.

— Понял, — отчитался Эмиль. — Надеюсь, это все будет не зря.

— Насколько рваный ход мне программировать? — спросила Ирма сквозь вновь заклацавшую клавиатуру.

— Мне все равно, программируй на свой вкус.

— Двухсекундный ход с интервалом в три секунды, — отстраненно произнесла она, погрузившись мыслями в свой операторский пульт. — В академии мне бы за такое дали подзатыльник.

— Я бы за такое дал тебе два подзатыльника, но сегодня у нас особый случай, так что гуляем.

Петре заранее был готов к тому, что будет в команде пятым колесом, но тот факт, что он сидит в сторонке, пока весь остальной экипаж занят спасением человеческих жизней, был для него невыносимым. Каждому человеку свойственно желание чувствовать себя полезным. В современном обществе это желание переросло чуть ли не в закон, и чувство собственной бесполезности заставляло Петре стремительными шагами мерить комнату отдыха в Броуновском движении, безуспешно пытаясь настроить себя на рабочий лад. В конце концов, у него тоже была своя работа — она лежала на столе в виде блокнота с шариковой ручкой, но он не мог сосредоточиться, мыслями обитая где-то в космосе и утоляя информационный голод собственным воспаленным воображением.

Где-то там мимо него проходит сюжет, который он не имеет право упустить. Такая мысль бегала по стенкам его черепа, словно белка в колесе, и он успокаивал себя тем, что когда все закончится, экипаж обязательно с ним поделится всеми подробностями. Все могло сложиться гораздо хуже. Он мог отказаться от пробуждения и ждать в заморозке прибытия на Фриксус, и тогда все эти приключения уж точно пролетели бы мимо его внимания.

Усилием воли он заставил себя сесть на скамью, и почувствовал, как вены у него на лбу начинают сдуваться, а в голове появилось что-то похожее на ясность мысли. Появился проблеск озарения, и он ухватился за него почти так же сильно, как и за шариковую ручку. Ему нужно было составлять новые списки вопросов, но у него было слишком много вопросов, чтобы придумывать вопросы. Но один все же родился в его голове…

«Как…» — начал он писать, и стол затрясся мелкой дрожью, мутировав его и без того неаккуратный почерк человека, привыкшего к клавиатурам, в каракули паралитика. Он зачем-то посмотрел в потолок. Это была отличительная черта человека, не привыкшего к космическим условиям — в случае опасности смотреть в потолок в подсознательном страхе, что что-то может обрушиться ему на голову. Дрожь прекратилась столь же внезапно, сколь и началась, и Петре выпустил из легких нагнетенный до предела воздух. Просто небольшая тряска, на космических кораблях такое бывает, подумал он и продолжил с тех каракулей, на которых остановился.

«…по-вашему…» — написал он, и его почерк вновь заплясал от тряски.

Нет, все же дело было не в его бесполезности. Дело было в страхе, что он повторит судьбу тех людей, которых в данный момент спасает экипаж этого буксира. Это был страх человека, запертого в бочке, находящейся в свободном падении. Он не знал, куда приземлится эта бочка, и ему до ужаса хотелось выглянуть наружу, но он не мог. Он ничего не контролировал на этом судне, и именно от этого ему было страшно.

Когда третья волна припадка пробежалась по палубам и переборкам, он с трудом поборол в себе желание кинуться к интеркому с вопросами о том, что за чертовщина творится с этим кораблем. Корабль не разваливается на части, убеждал он себя. Надо просто довериться экипажу.

Четвертая волна вибраций окончательно отбила у него желания пытаться написать что-то осмысленное, а пятая заставила его думать, что все же он зря напросился в эту командировку. Через пять минут ему показалось, что деленная на равные порции тряска начинает сводить его с ума, а через тридцать минут он решил, что убедить людей летать по космосу будет гораздо сложнее, чем он думал.

— Нашла! — возбужденно воскликнула Вильма и отпраздновала это событие глотком кофе, которому скоро исполнится два часа с момента заварки. — Склонение на двадцать шесть, восемнадцать и сорок два, восхождение на триста тридцать восемь, четырнадцать и восемь, сто тридцать два миллиона километров, сближение тринадцать метров в секунду!

— Ирма, вырубай, — скомандовал Ленар.

После серии щелчков корабль перестало лихорадить в судорогах, и в ушах зашумела тишина на пару со взволнованно проталкиваемой по жилам кровью. Вильма назвала точное направление, расстояние и скорость сближения с терпящим бедствие объектом, но в голове Ленара настырно пульсировало слово «Нашла». Он так давно ждал этого слова, что уже успел забыть, что следует делать дальше. То, что он испытывал, было еще не радостью, но чем-то близким к ней, и когда он понял, что вот-вот задохнется, он позволил себе немного расслабиться и громко выдохнул. Из-за чего он так волнуется? Он ведь даже не знает, что именно нашла Вильма. Возможно она нашла блуждающий астероид или старый журнал под своим креслом.

Он пробежался пальцами по клавиатуре, и на его экране высветилась статичная черно-белая картинка, на которой был изображен нечеткий объект, имеющий правильные геометрические формы, на фоне рассыпавшейся крупы приглушенных звезд, свет от которых был пропущен через сито множества спектральных фильтров. Его контуры наплывали друг на друга и терялись в некоторых местах, а рельеф корпуса можно было разобрать лишь имея очень хорошее воображение, но до этого объекта добралось так мало света и тепла, что даже этой непонятной картинке стоило аплодировать стоя, а обратно этого света вернулось несоизмеримо меньше. Без помощи корабельных телескопов человек не смог бы разглядеть эту громаду даже упираясь в нее носом.

— Есть догадки, что это?

— Корабль? — выразила Ирма догадку.

— Очень большой корабль, судя по угловым размерам, — уточнила Вильма. — По крайней мере он точно сделан из металла, так что это совершенно точно рукотворный объект, и почти совершенно точно наш источник сигнала, который в данный момент почему-то молчит.

— Очень большой корабль… — задумчиво пробубнил Ленар себе под нос, всматриваясь в изображение. — Корабли таких размеров в межзвездном пространстве не ходят.

Он склонил голову, пытаясь разглядеть изображение под другим углом, и то, что раньше казалось